— Живой? — спросила я.
— Живой, ик…
Желтобородый поморщился. Для хакера он был староват. Лет сорок—сорок пять, выглядел на все пятьдесят шесть, что делать, такой образ жизни. Обычно в этом возрасте специалисты по высоким технологиям либо мертвы, либо работают на корпорации, либо безнадежно отстали и подрабатывают продажей разномастной, часто бэушной или ворованной техники. Этот держался на плаву, что само по себе заслуживало уважения.
— А ты…ик…клиент?
— Клиент.
— Ну тогда…ик… давай работать. Я…ик… Серый Жако, может слы…ик…хала? — Он попытался сесть, но конечности его подвели.
— Работать… — задумчиво повторила я. — Тащите-ка, братцы, его в ванную. А я пойду с хозяином договорюсь…
— С Али, что ли? — спросил Рамаль.
—Да.
— Я сам. Заодно по поводу антиквариата поговорим…
Ханзер ушел, его ребята подхватили слабо протестующего Серого Жако и поволокли в ванную. Нечего сказать, маленький город Париж. Все друг друга знают. По крайней мере, арабы.
Утро застало Серого Жако мокрым, синим от холодной воды и с очень больной головой. К шести утра он, наконец, наладил свою технику, нашел необходимые модули, соединил все нужные провода.
Рамаль Ханзер оставил его со мной наедине и теперь со своими бугаями околачивался около дома Али, осуществляя функции внешнего охранения.
Бессонная ночь настроила престарелого хакера на плаксивое настроение.
— Когда-то я был богом. Меня знала каждая собака. И что же теперь? — он горестно развел руками. — Теперь осталось только это? Как же так? К чему все это было нужно?
Он пнул свою конструкцию из проводов, изоленты и мобильной станции. Там что-то щелкнуло, и голографический монитор погас. Жако чертыхнулся, ухватил блестящий разъем, уходящий внутрь одной из плоских коробочек, и с напряженным лицом стал крутить его из стороны в сторону. Через некоторое время голограмма восстановилась, столбики цифр в правой половине рабочего поля пожелтели.
— Скоро будет готово, — пообещал Жако. — Все моей собственной разработки. Еще с Тех времен. Никто не превзошел, никто. Ах, как я гремел… Все начиналось так красиво. Мы все тогда были на переднем крае, выше нас только Небеса. И где-то там был Бог. А мы плевали на все и были готовы продать душу ради новой голографической матрицы. Вот это была свобода! Любовь, деньги, даже жизнь и смерть — все было на кончике наших пальцев. Достаточно только протянуть руку. Жизнь была похожа на калейдоскоп, где темных стекол гораздо меньше, чем светлых. А если рисунок тебе не нравится, то можно просто потрясти трубочку и снова заглянуть в нее.