– Великий собор, – негромко проговорил Зиновий (но в наступившей тишине его слышали все). – Тебе решать – должно ли суд совмещать с тризною? Должно ли переписывать Правь с чаркою в руке?
Все ахнули. Князь Фелинский недвусмысленно намекал на позорность разговора, затеянного Дмоховским. И у всех вдруг как глаза раскрылись: ну конечно, нельзя! Не время и не место об этом вести сейчас речь!
Но Зиновий не закончил. Подняв руку и склонив голову, он терпеливо выжидал, пока стихнет шум, поднятый его словами. И только затем продолжил: – Но об одном должен я сказать. Предложено было лишить княжения сына подлого предателя и изменника князя Лексея. Более того. Предложено было лишить его жизни лютым и позорным образом. За что же? Об этом спрошу я вас. Не за то ли, что он, сын, не пошел против отца своего? Не это ли главная вина его? – Зиновий обвел столы суровым взглядом. – Я же мыслю, что нельзя сына обвинять, если он не противился отцу! Разве почитание родителя – не главнейшая добродетель? Разве желаете вы сами, те, кто сидит здесь, чтобы ваши сыновья, решив вдруг, будто бы вы не правы в чем-то, стали вам наперекор? А? Ежели желаете этого, тогда должны осудить Якова, младшего сына рода Окинфо-вых. Но ежели дороги вам божеские и людские заповеди, гласяшие: да убоится сын отца своего! – тогда должны вы здесь и в сей же час все обвинения с Якова Окинфова снять, в принятии им княжения не препятствовать и более во все грядущие времена о его будто бы изменничестве не поминать. Никогда. Что же до рода Окинфовых… Считаю, что пятно со своего рода смыл сам князь Лексей. Смертию своею. А также тем, что не передал гривну свою на борьбу с православным делом, а умер в покаянии.
В тишине Зиновий тяжело опустился на свое место и сидел, не поднимая головы.
– Это еще все надо разузнать! – сорвался со скамьи, размахивая руками, Дмоховский.
Но его уже никто не слушал. Слово взял великий князь.
– Стыдно мне, братья, – горестно сказал он. – Стыдно, что позволил превратить тризну в непотребство. И спасибо скажу только князю Фелинскому, что указал нам всем на это. И еще скажу: негоже нам княжеские роды изводить. И без того не так уж много этих родов осталось. Вот и считаю, что князь Фелинский и в этом прав. Так ли, князья?
– Так, так! – послышалось со всех сторон.
– А значит – быть посему! – торжественно провозгласил Траханиотов. – И продолжим же нашу печальную тризну, уже не прерываясь на неуместные речи!
На том и порешили. Попытка же князя Ивана оттяпать себе еще земель окончилась провалом.
* * *
– Не пытались вы снова искать вашу Корсеку? – спросила я Зиновия на следующий день. – Пытался, – скупо ответил он. Дальше спрашивать было бессмысленно – если б нашел, она давно уже пребывала бы на его шее. Но открытая шея безгривенного князя была пуста.