Поселковые отшатнулись, расширив круг.

Кирилл Мещерских выпрямился.

Он сразу же понял: это конец. Ему уже не суждено дождаться дивидендов по акциям, он не вернется на Ностальжи в блеске богатства и славы, не отстроит Слащевку, не выкупит Кутепово и не пожертвует собору Святого Лавра Корнильского в Санкть-Первопоходбурхе новый алтарь, у которого потомки могли бы молиться за упокой души его основателя.

Понял он, что уже никогда не сможет даже мечтать о руке милой Поленьки, меньшой из семи дочерей дражайшей Пелагеи Филимоновны, гражданской вдовы арматора Эпаминондоса Онанизиса.

А еще обер-опер знал наверняка: поселковые не станут вязать его, даже если им прикажут. Желтоповязочников же не более полутора десятков. Этого слишком много, чтобы отбиться. Но мало, чтобы взять его живьем.

Он, столбовой ровс, прямой потомок Синеуса по отцовской линии, не будет бегать на поводке у стремени оборзевшего малолетки Ваяки…

Плохо, конечно, что кобура пуста.

Ну что ж делать: как легло, так легло.

Князь Мещерских перекрестился, вырвал из ножен шашку и, сделав глубокий вдох, словно собирался нырнуть, пошел навстречу осторожно подступающим Инжинго Нгора…

Кхарьяйри. День окончательных решений.

Каждый мальчишка дгаа грезит подвигами, но не всем посчастливилось родиться в Дгахойемаро, главном поселке потомков Красного Ветра, где живет дгеббемвами, великий вождь горцев, и его грозные, но добрые и мудрые воины. К ним можно подойти, напроситься на испытание и, если повезет, стать при ком-то из них вестоношей-отшло, а то и тлаатли, мальчиком, подносящим копья.

А в глухомани, среди Черных Трясин, подносить копья некому.

Еще вчера Квакка-Лягушонок мог лишь бормотать наизусть песни сказителей, не смея и мечтать о встрече с героями своих снов. Сейчас они совсем рядом — и храбрый Мгамба, чей лик подобен черной луне, и М'куто-Следопыт, словно бы парящий над тропой, а тот, кто несет Квакку на широких плечах, крепко ухватив за щиколотки, — конечно же, H'xapo, славный на всю сельву Убийца Леопардов, правая рука нгуаби. Тут и сам Пришедший-со-Звездой. Его нельзя не узнать: светлые глаза, густая рыжая борода, кожа, докрасна опаленная солнцем гор.

Как мечтал Квакка-Лягушонок увидеть их всех наяву! Но сейчас он отдал бы все, даже заветный зеленый камешек, только бы оказаться не на плечах знаменитого воина, а в своем родном Кулукулу, затерянном среди зыбучих дрягв Черной Топи…

Квакку трясло от ужаса.

Ему было гораздо страшнее, чем вчера, когда старшие послали его к взрослым воинам, велев отвлечь их плачем и стонами. Конечно, он боялся, но стыд показаться трусишкой пересиливал страх, а потом оказалось, что воины совсем не злы и не хотят обидеть его, маленького и беззащитного. Наоборот, они принялись участливо расспрашивать Лягушонка, но расспрашивали совсем недолго, потому что оба упали, задергались и посинели, и в тот же миг по тропе помчались быстрые тени; одна из них мимоходом хлопнула малыша по плечу, и на место страха пришла гордость: теперь он, Квакка, — тоже воин!