Шел дождь.

Смывая грязь, смывая кровь.

На втором этаже Елена Александровна Вязникова, сцепив зубы, подошла к окну. Ей казалось, что свет меркнет. Хотелось воздуха. Дышать. За грудной костью разгорался пожар. Сердце, до того беспокоившее разве что пару раз, вдруг затрепетало, сделалось непомерно большим.

— Бабушка Лена? — прошептала испуганная Наташа. — Бабушка Лена?

Елена Александровна слабо улыбнулась девочке и, перед тем как погрузиться в темноту, сжала посильнее медальон прабабки, который так и не успела надеть.

Девочка выбежала из комнаты.

Клан

«Хоронить, хоронить, хоронить, — думала Вика, глядя, как могильщики усердно прихлопывают свежий холмик. С профессиональной сноровкой укрывают еловыми ветвями. Эти люди привыкли к тому, что они делают. К своей работе. Дело нехитрое. Пара-тройка мертвецов, и вот у тебя в глазах появляется неуловимый цинизм, с которым ты смотришь на каждого еще живого, руки делают свою работу легко и бездумно. Потом водка. Привычно, незаметно для убитых горем родных, кивнуть могильному холмику. Все. Теперь ты самый близкий мертвому человек. Родные остались там, за гранью, лишь иногда проходя многочисленные кладбищенские ворота. А ты всегда тут. В привычных уже хлопотах. — Каждый человек рождается, чтобы хоронить. Рано или поздно он приносит кого-то на своих плечах сюда. На кладбище. Кто-то говорит, что человек рождается, чтобы потом умереть. Нет! Рождается, чтобы хоронить. Да. Последняя дань уважения. Неужели человек живет только от смерти к смерти?»

Позади них на столике нагревалась водка и какие-то нелепые бутербродики. Ждала своей доли на ветвях умная молчаливая ворона.

К могиле понесли цветы. На душе было пусто. В горле комом стояло что-то невысказанное.

И страшно всхлипывал всегда непробиваемый Иван Иванович. От этих слез, пробивающих толщу человеческой воли, во рту скапливалась горечь.

Сверху легла временная табличка: «Вязникова Елена Александровна». Снизу цифры.

«Вот и все, — снова подумала Вика, сжимая в кармане медальон бабушки. Она положила голову на плечо мужу. Тот стоял, выпрямившись, сложив на груди руки, и сосредоточенно о чем-то думал. Или, может быть, мысленно разговаривал с отцом, с матерью, понимая, что когда-нибудь и его сын будет так же беседовать с ним, спрашивая совета. — Как все меняется».

Теплая, но тяжелая шаль старшей женщины в роду незримо, но плотно опустилась на плечи Вики.

Время двигалось вперед, бережно отдавая мертвых в руки Памяти.