— Так быть не должно! — кричал старший Морозов, размахивая бритвой. — Потому что человек лучше, чем золото, лучше, чем картина, лучше, чем вино! Он человек! Он может и должен править себя, делать себя, стремиться к солнцу, к небу, к звездам! Они уже близко! Человек — это идеальный механизм. Лучший из лучших! Такой, как ты!

Он указал бритвой на картину. Лариса расширившимися от ужаса глазами смотрела то на дверь, то на старика, уже даже не зная, чего ей больше опасаться.

— Сука! — орал Полянский, то выскакивая из-за сарая, то прячась назад. — Сука!

Пули свистели рядом. Впивались в толстое дерево. Крошили бетон.

Группа, шедшая на дом за машиной, вела плотный огонь по двум строениям, из-за которых огрызались Сергей и Миша. Джип был уже изрешечен, но продолжал движение. Усилившийся дождь теперь сопровождался ветром, и Эллочка, до которой тоже иногда долетали пули, уже не могла вести уверенный огонь.

Машину остановили почти одновременно. Пуля снайпера разорвала колесо. Полянский, откровенно подставляясь, расстрелял водительскую дверцу, стараясь достать человека, сидящего за рулем.

И достал.

Почти сразу же он получил два ранения. В живот и в руку.

Сергей видел, как скорчился Михаил, как пули вышибают фонтанчики грязи вокруг него. Не раздумывая, младший Огарев бросился вперед, выстрелил туда, где за стеной воды маячили злые черные тени. Ухватил Полянского за воротник и потянул. Потянул, упираясь ребристой подошвой в землю. В свою. Родную. Настоящую.

Заминка позволила бандитам выскочить из сектора обстрела снайпера. И пока Эллочка меняла позицию, четверо оказались во дворе дома Морозовых.

Минутой раньше Юрий Павлович поднялся из кресла и сделал два шага к картине.

— Ты понимаешь меня?! Понимаешь или нет?! — заорал он. — Я знаю! Ты должен меня понять!

«Почему он разговаривает с картиной в мужском роде?» — мелькнул у Ларисы нелепый, совершенно лишний в этой ситуации вопрос. Она понимала, что вот-вот произойдет непоправимое, в дом ворвутся… Ее палец застыл на спусковом крючке.

— Ведь ты такой же, как я! Ты как человек! Ты лучший из лучших механизм! Ты вне времени!

Морозов-старший размахнулся и всадил лезвие бритвы в край полотна. Длинным плавным движением сделал разрез вдоль рамы вверх.

Картина дрогнула.

Горизонталь и вниз, с другого края.

Холст свесился, упал, открывая внутренности рамы и незапыленный квадрат стены.

Там, между деревом рамы, надежно укрепленный наискось, смазанный и готовый к делу — всегда готовый к делу, — висел автомат Калашникова. Классическое армейское «весло».

Лучший из лучших механизм!