– Это долгая история. Я начну с утра после вечеринки…

– Начни с вечеринки, – сказала Лейни.

– Рассказывать обо всем?

– Обо всем. – Лейни сделала на последнем слове излишний упор. – Я думаю, Мэтт, это может быть важно.

– Ну хорошо, – с неохотой уступил Мэтт. – Я встретил Худа в баре впервые за восемь лет…

Пока вереница каталок двигалась к виварию, чтобы разложить арестованных по койкам, Хесус Пьетро и майор Йенсен держались в стороне. В другой части Госпиталя другие каталки перемещали мертвых и живых в операционные: одних – чтобы вернуть им жизнь, здоровье и полезность, других – чтобы забрать у них неповрежденные части.

– Что это? – спросил Хесус Кастро.

– Не знаю, – ответил майор Йенсен. Он отошел от стены и присмотрелся. – Хотя кажется знакомым.

– Что толку от вашего «кажется»?

– Полагаю, нарисовал колонист?

– Можете полагать. В живых больше никого не оставили.

Майор Йенсен отошел еще дальше, постоял, покачиваясь на носках и уперев руки в бедра. Наконец он заявил:

– Это валентинка, сэр.

– Валентинка, значит. – Хесус Пьетро с откровенным раздражением бросил взгляд на помощника. Потом снова посмотрел на дверь. – Будь я проклят. Это валентинка.

– Со слезами.

– Валентинка со слезами. Нарисовавший явно был не в своем уме. Валентинка, валентинка… Почему Сыны Земли оставили нам валентинку, нарисованную человеческой кровью?

– Кровью. Кровь… О, я понял. Вот это что, сэр. Кровоточащее сердце. Знак чуткости. Дают нам понять, что они против наказания преступников путем отправки в банк органов.

– Очень разумно с их стороны.

Хесус Пьетро еще раз оглядел виварий. Тела Хобарта и охранника уже убрали, но пятна крови остались.