Оказавшись за дверью магдиевского кабинета, Борисов на секунду замер, прислушиваясь, не зашуршит ли кто в приемной, потом захохотал:

— Ну, Танчик, красавец! — простер вперед растопыренную ладонь и сообщил голосом Левитана: — Мы счастливы, что говорим с нашими братьями на одном языке. И этот язык — язык Булата.

Магдиев в ответ выругался, крепко приобнял Борисова за плечи, потащил его в комнату отдыха, бормоча:

— А вот кто издевается, будет наказан. Умник, блин.

— Ай! Пусти, Гитлер! Ах, так, да? Ну, щас я тебе… Пусти, говорю, у меня ключица вылетает, зараза!

Едва Магдиев отпустил Борисова, тот попытался поймать его руку в захват, но не слишком удачно. Некоторое время основные ньюсмейкеры планеты топтались посреди комнаты со сдержанно накрытым столом, пытаясь причинить друг другу небольшое увечье. Потом заржали и, похлопав по плечам собеседника, плюхнулись в кресла.

— Джин, виски, мартини? — осведомился Магдиев.

— Ага. Спирту с чифирем. Самое то с утра пораньше. Ты чего, совсем со своим исламом понятия попутал?

— Для тебя, между прочим, стараюсь, — заметил Магдиев.

— Господи, ты что, так и не пьешь? — изумился Борисов.

— А был повод запить, что ли?

— А не было?

— Резонно. Наливай.

— Щас. Наклюкаемся, а работать кто будет? Народы-то ждут, сам сказал.

— Да ты не волнуйся, Ромыч, пей. Я все, что надо, напишу и покажу, где подписать. Клянусь, — торжественно пообещал Магдиев.

Борисов с удовольствием засмеялся:

— Черт, отвык я от татарского хитрожопия. Давай лучше наоборот. Пьем вместе, а потом кто выживет, тот все нарисует, сколько вы там суверенитета проглотите, и подпишет.

— А давай! И по-честному, бьемся любимыми напитками. Ты — водкой. Я — чаем.

— И это честность?! Понимаю Придорогина. Нет уж, давай водка на водку.

— А давай чай на чай. Ты же лопнешь, деточка. И потом, моим именем мусульманский фонд назвали, я пророк практически, понял?