— Отныне вы курируете это дело, Цуда-кун [68]. С вас спрошу. — Я протянул ему свою визитную карточку с прямым телефоном. — Будут новости, позвоните.

— А как насчет?.. — он кивнул в сторону Хасэгавы.

— А с вами мы так договоримся, господин Хасэгава. Если в течение двадцати четырех часов вы вспомните подпись на приказе — ваше счастье. Если нет — допрос придется повторить. Вспомните имена иезуитов, получивших странные приказы, — совсем хорошо. Настоятельно рекомендую вспомнить. — Я повернулся к следователю. — Дайте мне копии протоколов всех допросов. Я хотел бы их изучить.

Я спускался по лестнице с довольно толстой папкой под мышкой. Интересно, когда я все это буду изучать? Идиоты! Впрочем, что мне на них злиться? Просто они не знали Луиса лично и не в курсе специфики ордена иезуитов. Ах, сволочь Сугимори! Значит, солгал мне про Рим. Не мог он меня там видеть на рождественской присяге. Здесь служил в это время. По-старому. А значит, У него был связной. Из Европы-старушки ветер дует!

И еще я подумал о том, что старая добрая дыба куда надежнее этих дурацких наркотиков. Черт! Не думал, что у меня так плохо с терпением!

— Наконец-то ты работаешь с увлечением! — Эммануил поставил неизменную чашечку чая и с улыбкой посмотрел на меня.

Что-то давно мы вина не пили. Я вспомнил великолепную историю о превращении чая в глинтвейн. Едва заметно вздохнул. Помесь сладости, тоски и ностальгии.

— Просто я азартный человек, Господи.

Конечно. Старый бильярдист! Все шары надо непременно загнать в лузы, все клеточки закрасить, всех виновных арестовать.

— Страсти можно преобразить, Пьетрос. И азарт — неплохой материал для служения Господу. Так похоть становится любовью к Богу. Я не ошибся в своем выборе.

— Мы делаем все, что можем, Господи, но задача практически невыполнима. Если бы у нас был универсальный способ отличить истинные знаки от поддельных, такой, которым мог бы воспользоваться любой! Дайте нам метод.

— Любуюсь тобой, Пьетрос. Огонь веры в глазах… Есть метод. Он доступен для любого, принесшего присягу. Легкое жжение в Знаке при телесном контакте с любым другим Верным. Не так остро, как с воскресшими, но вполне заметно.

— Господи! Мы потеряли почти три недели! Почему вы не сказали об этом сразу?

— Потому что тогда ты не применил бы тех методов, на которые решился только сегодня, ты бы не вел следствие с таким азартом, ты бы отпустил всех монахов, задержанных в аэропортах, ты бы не проверял всех влиятельных граждан. И тогда бы мы проиграли, потому что изменить может и обладатель подлинного Знака. Это очень тяжело психологически, но возможно. Я не отнимаю у вас свободу.