Улыбаться, поднимаясь с пола после моих ударов. Улыбаться, когда я поздравлял его с первенцем Санькой. Улыбаться, получая из моих рук майорские звёздочки. Улыбаться. Улыбаться. Улыбаться. — Он знал, что даже померившись силами в смертельном спарринге, — не сможет увидеть меня бездыханным.
«Что же случилось сегодня? Почему он осмелился? И вообще, откуда он взялся? КТО ЕГО ВОСКРЕСИЛ?!»
Я глядел ему в глаза, буравил взглядом, пытаясь проникнуть в мысли. И многое становилось понятным… Он уже ничего не прятал в своих стальных глазах. На первый взгляд, — не выражающих ничего, кроме брезгливой усталости. Сегодня мне был предоставлен доступ к Откровению. Я впервые проник за стальной занавес и прочёл истинное писание. И там, среди прочего, объясняющего многое, было самое главное — ПРИГОВОР.
Я читал-перечитывал текст своего приговора, но неизменно доходил до беспощадной формулировки: «Обжалованию не подлежит!».
Я ещё на что-то надеялся, хотя дальше следовало лишь: «Привести в исполнение немедленно!».
Мне чудился стук его сердца, хруст и смрад его мыслей.
«Тук-тук, тук-тук…»
«Оберст, делай хоть что-нибудь!» — откровенно паниковал Антил.
«Заткнись, я знаю, что ты слишком любишь жизнь, чтобы быть по-настоящему сильным. Но, увы, похоже — он не оставил нам никаких шансов. Ему сейчас совершенно неважно, что он не отважился одолеть меня в честном поединке. Сойдёт и грязный. Он сделал ставку на пулю. Так-то, дружище. Давай-ка, лучше, попрощаемся… »
Стас стоял в десяти недоступных броску шагах, и поигрывал стволом пистолета. Правда, при этом ствол ни разу не вышел за границы очертания моего тела. А может, он просто мучительно долго выбирал траекторию для первой пули.
Где-то в другой жизни заливалась над головой развесёлая пичуга.
«Ну, хоть какая-то тварь божья меня отпевает. Наверное, это последнее, что впитаю я от этого света — трели птахи да страшное молчание пистолета».
Я неотрывно смотрел в глаза Стаса. В глаза своей Смерти. И вдруг они резко расширились. Вспыхнули и… перегорели, как лампочка. Поблёкли.
Позади меня что-то резко хлопнуло, как будто хлестануло ремнём.
И сразу же — из его груди, в том месте, где стучало безжалостное сердце…
…разрывая кожу и ткань комбинезона…
…мгновенно вырос стебель с тремя кроваво-красными опоясывающими полосами…
…и распустились на нём три листика-оперенья белого цвета с коричневыми пятнами…
…словно из кипящего нутра, выплеснулся от избытка ненависти чудовищный цветок, который и видел-то, должно быть, лишь я один, к тому же — последние мгновения.
Я сразу же почувствовал — это был Цветок, убивающий своего хозяина!