Звонко и чисто пропел рожок.

И звучный голос сухопарого заполнил собою плац.

О, он умел говорить с низкорожденными, грозный и беспощадный Ситту Тиинка, Засуха-на-Сердце, Правая Рука Подпирающего Высь; он умел находить нужные слова, верховный прокурор Демократической Нгандвани, председатель Королевского Трибунала и глава Тех, Кто не Спит в Ночи; речь его лилась без запинок, простая и понятная даже самому ничтожному из тонкостенного простонародья.

Так говорил он: вот, люди нгандва, стоит перед вами великий преступник! Всеми мыслимыми милостями был осыпан этот человек, слева от самого владыки было место его, и не знал он ущерба ни в отличиях, ни в наградах. И что же? Страшно подумать, не то что сказать! В гордыне своей совершил Канги Вайака то, о чем и помыслить невозможно без трепета: поднял кощунственную руку на пришедших с Выси! На родню Могучих, пожелавшую навестить братьев своих! Слыхано ли такое? Простит ли народу нгандва подобное Тха-Онгуа?!

Короткие и хлесткие фразы отмеривал высокорожденный Ситту Тиинка, словно вминая их в туповатые мозги согнанной на церемониал-плац черни. И даже самый въедливый слушатель не сумел бы различить в голосе Засухи-на-Сердце злорадства, ибо сановник умел сдерживать себя и казаться невозмутимым.

А ведь сердце его пело и ликовало в этот миг!

Он, Правая Рука Подпирающего Высь, ничем не выдавая того, вот уже два года, с самого прихода Могучих, ненавидел Ливня-в-Лицо тяжкой, неизбывной ненавистью, и только смерть одного из двоих могла бы утихомирить этот жаркий пламень…

Нет, не наградам Канги Вайаки завидовал Ситту Тиинка, ибо и сам не был обойден орденами. И не числу наложниц, поскольку сам имел гарем ничуть не меньший. Причина лютой неприязни крылась в ином. С тех самых пор, как выбрали его из многих Могучие и назвали высокорожденным, верховный прокурор ни о чем не мечтал так страстно, как о треххвостом знамени командующего войсками, продвигающими к высокогорным плато священные рубежи Нгандвани. Впереди отважных сипаев видел себя Ситту Тиинка, на белом ооле, и в сладких снах опрометью бежали от него трусливые мохнорылые и дикие дгаа, посмевшие чинить препятствия строительству тропы Железного Буйвола…

А вместо этого, желанного, ради чего только и стоит жить, по воле Могучих приходилось Засухе-на-Сердце чинить дознания, и суд, и расправу над глупцами, чересчур долгими на язык. И хотя службу свою он исполнял с должным рвением, но душа была отягощена.

Что с того? С Могучими не поспоришь…

Вот почему всю затаенную ярость и всю скрытую боль переложил Ситту Тиинка на того, кто заступил ему путь к осуществлению мечты. На Канги Вайаку, красующегося под вожделенным треххвостым знаменем в далеком по-граничье, где так легко совершить подвиги и заработать бессмертную славу.