Но куда же ей деваться? Не бежать же в одиночку. Она ведь пропадет, маленькая, беззащитная, совсем неопытная. А довериться первому встречному еще страшнее. Да и не нужен ей этот самый первый встречный! Ей нужен человек, которого она любит. Нет, нет, она, наверное, покончила бы с собой, у нее в комнатке уже припасены и моточек шпагата, и бритвочка, и много-много снотворного…

И если бы не знакомство с Крисочкой — Нюнечка именно так и сказала, и тут же, застеснявшись, опустила прелестную головку, — то в эту ночь, наверное, все было бы уже кончено. Навсегда…

Ближе к рассвету разговор иссяк. Молчание сделалось красноречивее слов. Заплаканная девочка доверчиво при-жалась к его плечу и задремала, забравшись с ногами на софу, а Крис, уже совершенно трезвый, сидел, боясь пошевелиться, и размышлял.

Нюнечкина исповедь взбаламутила душу до самых потаенных глубин. Но не удивила. Того, кто с девятнадцати лет до двадцати одного подрабатывал в полиции нравов Конхобара, едва ли удивит нечто подобное. Во время облав и проверок подпольных борделей Семьсот Восьмого Руби-младший набрался впечатлений на всю оставшуюся жизнь, а может быть, и на после. И люто возненавидел погань, жирующую на чужой беде. Не зря же липкоглазые сутенеры и толстомясые бандерши боялись Криса как огня. Он не брал мзды и не давал пощады.

А вот девочек Крис жалел. Ведь там, в потном аду, подчас попадались такие золотые девчонки! Добрые, нежные, готовые к самопожертвованию. Сумевшие пройти уму непостижимую грязь, но остаться чистыми, сохранив достоинство…

Крис Руби многое отдал бы за то, чтобы хоть чем-то им помочь. Но что он мог, нищий студентик-стажер? Разве что не вносить их имена в протокол. Или измордовать в кровь пару-тройку особо зарвавшихся «котов». И ничего больше. Он так и не спас ни одну из девчонок, не вытащил из дерьма ни Катюшу, ни Сонечку, ни Женю… И ему оставалось только бессильно сжимать кулаки, когда в новостях показывали очередное мертвое тело, выловленное речниками, а с экрана в душу укоризненно заглядывали знакомые, навеки опустевшие глаза…

Когда вороненая тьма за стеклами сменилась сивой предрассветной мглой, Крис принял решение.

Он, казавшийся многим знакомцам сухарем и педантом, на самом деле вовсе не был таковым. И холодность тона, и бесстрастность лица были, в сущности, всего лишь маскировкой, призванной скрыть от посторонних чуткую и ранимую суть. Недаром же мудрая фру Карлсон, урожденная фон Бок, частенько говаривала мужу, что столь чистым мальчикам, как их Крис, нечего делать в таком безнравственном болоте, как юриспруденция…