– Дема. Милый. Тебе грустно? – Лека гладила его по лицу.

– Немножко.

– Я люблю тебя. Это ведь неправильно, да? Дриада не должна любить человека. – Слезы предательски ползли блестящими дорожками по лицу Леки, смывая беспомощную улыбку.

– Правильно. Правильно все, что происходит с нами. Потому что это – судьба. Мы живы. И мы любим. Значит, все правильно. Я люблю тебя.

– Демка... – Лека прижалась к нему, словно пыталась слиться с ним, прорасти в него, пустить корни. – Ты будешь приходить ко мне?

– Да.

– А ты? Куда ты пойдешь?

– Не знаю... Устал я. Наверное, к Степану пойду. Попрошусь к нему в батраки.

– Степан... Он чистый человек. И ты будешь рядом. Это хорошо.

– Иди. – Демид сжал зубы, чтобы не позволить выплеснуться своим чувствам. Не закричать. Не завыть, как волк, на луну. – Иди. Тебе пора.

Он стоял и смотрел, как фигурка Леки исчезает, тает в темноте.

«Эй, ты! Ты доволен?»

Молчание. Внутренний голос не подавал признаков жизни. Он молчал с того дня на вокзале, когда проснулся в последний раз.

«И ты меня бросил... Что ж, этого следовало ожидать. Я сам приложил столько усилий, чтобы заткнуть тебя. И теперь ты больше не сводишь меня с ума».

Он отрекся от своего прошлого и задушил при этом свою внутреннюю сущность. Он помог тому, кто назвал его своим братом, убить себя своими же руками. Он отвел свою любимую девушку в чащобу и отдал ее нечеловеческим тварям. Он даже не пришел на похороны своей матери – валялся тогда на больничной койке и не мог пошевелить рукой.

Один... Он снова остался один. Он добился своего. Он снова стал человеком, обычным человеком. Но оказался одиноким и не нужным никому. И нечеловечески усталым.

Демид сел у костра, достал из рюкзака бутылку водки, свинтил крышку с горлышка и сделал большой глоток.

Сегодня он будет пить. Пить, чтобы забыться. Чтобы избавиться от проклятых воспоминаний, грызущих его душу. А завтра? Увидим, когда настанет завтра. Если оно вообще настанет.

* * *