Эсабиан, не переставая плести проклятия, бросил Барродаху:
— Начинай.
Он никогда не унизил бы себя, обратившись прямо к Вийе. Это развеселило ее и, как ни странно, придало ей сил. Она опасалась не его, а его сына, от которого ей приходилось скрывать даже свои мысли.
— Иди, — приказал Барродах, махнув Вийе рукой — подходить к ней он не осмеливался. Лисантер, сидящий за приборной панелью, кивнул ей — в нем она чувствовала поддержку.
Эйя уже стояли у возвышения, которое теперь напоминало трон до мельчайших подробностей. Казалось, что его субстанция пульсирует скрытой энергией, и по ней, на самой грани восприятия, бежит муаровая рябь.
Вийя последовала за эйя на вершину Трона, и Палата исчезла в приливе неведомой силы, синестезии противоположностей. Здесь сочетались жар солнечного ядра и смертный холод межзвездных пространств, яростный ультрафиолет гравитационного синтеза и тлеющие угли умирающего солнца, огненное рождение, раскаленная смерть, надежда, отчаяние. Поддержка, контакт — одна, отрезанная от всех...
Раздираемая эмоциями, ярче которых она никогда еще не испытывала и не встречала, она ужаснулась в этот миг своего одиночества и потянулась к Единству. Его умы — так, вероятно, чувствует себя паралитик, вновь обретающий контакт со своим телом после регенерации спинного мозга, — вспыхнули вокруг, как новорожденные солнца, и Палата Хроноса вернулась на место.
Она не могла больше дотянуться до Сердца Хроноса: спинка Трона стала слишком высока. Вийя осторожно обошла ее кругом и стала лицом к Сердцу, остро чувствуя бездну, зияющую позади. Упасть она не боялась — мало кто из рифтеров боится высоты, — но хорошо сознавала, сколь хрупка ее связь с физической реальностью. Под самой поверхностью Трона сквозили световые узоры — почти понятные...
Она повернулась и осторожно села, подавшись вперед, опустив подбородок на руки и глядя в бездонный колодец перед собой. Периферийным зрением она видела эйя, стоящих теперь по обе стороны Трона. С особым тщанием она собрала к себе вспомогательных членов Единства, отведя место в душе и в уме каждому из них: страсти и гордости Локри; угрюмой решимости и долгой памяти Монтроза; горю и верности Жаима; энтузиазму и любопытству Иварда; невинной дикости Люцифера.