А тем временем маленькое красное светило медленно скользило вдоль края сопки, обещая вот-вот упасть и целиком оставить его во власти ночи. Мороз усиливался, и, снова став нормальным, трезвомыслящим человеком, Сашка понимал: еще три, от силы четыре часа ходьбы при такой температуре, лимит организма будет исчерпан — и тогда может начаться обморожение. И это еще большой вопрос, поможет ли ему адреналиновый выброс. Если он вообще повторится этой ночью...

Мороз жал без пощады, и, когда Сашка, последовательно исполняя свой план, поднялся на вершину Шаманки, ноги буквально отваливались, а постоянно растираемые уши, нос и пальцы рук отчаянно болели. Там, внизу, светился множеством огней живой и теплый городок, а здесь, наверху, царила черная ледяная смерть.

— Кажется, мне скоро хана! — пробормотал он и рванул вниз по склону.

Он давно уже пожалел о том, что просто не пошел по трассе, потому что сдаться властям сразу и здоровым или потом, но после ампутации пальцев, а то и конечностей, это всё-таки разные вещи. Но что-нибудь менять было слишком поздно.

Он бежал вниз, цепляясь руками за тощие лиственницы и старательно огибая опасно торчащие из-под снега валуны, бежал быстро и решительно, порой съезжал на заду и сам же понимал: не успевает. Сашка остановился, быстро стащил один ботинок и начал растирать онемевшие пальцы ног, затем сдернул второй, потом снова переключился на щеки, уши и нос, но всё было бесполезно: тепла отчаянно не хватало.

Он панически оглянулся и вдруг осознал, что сидит на той самой тропе, по которой он с участковым, а затем и с Рейнхардом поднимался к пещере, и если пройти еще метров пятнадцать вбок, он выйдет в точности на это место!

Сашка вскочил и что есть силы побежал вдоль склона. Он прекрасно помнил, что там, внутри, так и остались лежать забытая в спешке керосиновая лампа, три или четыре коробка спичек и брошенная за ненадобностью, наполовину заполненная керосином канистра.

— Только бы спички не отсырели! — Сейчас он сам себе напоминал падающий, молчаливый «кукурузник» с визжащим от ужаса, но всё еще живым содержимым: тело уже почти не слушается, а то, что внутри, отчаянно не хочет страшного, но, похоже, неотвратимого конца.

Сашка выскочил на знакомую поляну, отыскал наполовину заметенный валун и кинулся судорожно разгребать снег в стороны. Ухватился за камень, крякнул, сорвал его с места и, не теряя драгоценного времени, нырнул в черную ледяную утробу.

Он промчался на карачках по заледеневшим телам своих родственников, быстро нащупал лампу, поискал рядом и обнаружил спички. С трудом вытащил одну и зажег. Поднес к лампе, но, когда она откликнулась слабым желтоватым светом, понял: ни пещеру, ни даже конечности идущим от стекла теплом не обогреть. Сашка зарычал, вскочил, ударился темечком о низкий потолок, отыскал канистру с керосином и, толкая канистру и лампу перед собой, выбрался наружу.