Наконец появилась знакомая зеленая заставка, и Мамонтов, поставив открытую бутылку на стол, побежал на улицу. Половицы под ним прогибались: шутка ли дело, сто двадцать килограммов, спасибо воде, ячменному колосу и хмелю!

Он выскочил на заднее крыльцо и потрусил по дорожке. Обычно он отливал в малину: «ей все на пользу».

Он поступил так и в этот раз: остановился, пританцовывая, перед высокими запущенными кустами и полез в штаны.

— Уххх! — Вздох облегчения вырвался из его груди: организм быстро освобождался от излишков жидкости.

Струя разбивалась о землю с громким шуршащим звуком.

Внезапно он понял, что шорох — громкий тревожный шорох — слышится отовсюду: и с боков и сзади. Он повернул голову, насколько это позволяло его занятие, но ничего не увидел. Однако шорох не утихал — напротив, он только усилился.

Мамонтов уставился в землю перед собой и заметил, что между кустами малины горят какие-то яркие точки, словно маленькие угольки, выпавшие из печки. Он изменил угол обстрела и надул объемистый живот, намереваясь их погасить. Струя забила сильнее и почти достала до цели. Из кустов раздалось шипение, и затем — пронзительный визг.

Большое черное тело взметнулось в прыжке и вцепилось ему… Даже не в руку, которой он держал свое драгоценное хозяйство… А в самое чувствительное место в мужском теле.

Мамонтов дико заорал, от боли и от ужаса. Острые зубы впивались все глубже и глубже. Он продолжал мочиться, но теперь ему казалось, что из него выливается расплавленный свинец.

— А-а-а!!! — Мамонтов дернулся и побежал. По ногам его текла моча, смешанная с кровью.

Он наступил на что-то гибкое, верткое, с мягкой шерстью. Раздался хруст и дикий визг. Щиколотка отозвалась раздирающей болью. Мамонтов дернул ногой, стремясь сбросить мохнатый комок, но это оказалось не так-то просто, нога его потяжелела килограмма на два. А то и на три. Ковыляя кое-как, он направился к крыльцу. Из распахнутой двери дома лился слабый свет, и в этом свете Мамонтов увидел двух здоровенных черных крыс: одна болталась на его члене, который не переставал выдавать все новые порции мочи, окрашенной алой кровью, а другая, будто сложившаяся пополам, вцепилась зубами в его правую ногу. Задняя часть ее туловища безжизненно болталась, как пустая авоська.

Мамонтов почему-то думал, что стоит ему дойти до крыльца, и все это кончится, как ночной кошмар — крысы пропадут сами собой, он вернется в комнату, задерет ноги на табуретку и будет досматривать «Девять с половиной недель», тихо изнывая от истомы, хватаясь в особенно интересные моменты за… бутылку холодного пива.