Волков вскочил на ноги. Он улыбался.

— Пошли! — закричал он. — Поиграем! Черт возьми! Мне нравится эта игра!

Он выбежал из двери, не оглядываясь.

Микки усмехнулся и направился за ним.

С крыльца участка Волков увидел знакомый милицейский уазик, таранящий ворота дома Баженовых. Он ударялся в прочные ворота с глухим лязгающим грохотом, замирал на месте, стоял несколько секунд неподвижно, затем, недовольно урча мотором, отползал назад и, разогнавшись, снова летел в ворота, явно намереваясь их снести.

Правая фара разбилась, бампер погнулся, капот при каждом ударе подпрыгивал, словно челюсть огромного аллигатора, но машина не сдавалась. Она была сделана на совесть. Две тонны военного железа выглядели внушительно — по крайней мере, внушительнее деревянных ворот.

Волков пригнулся и, крадучись, засеменил к машине.

Микки проводил его взглядом и вновь направился к Левенталю. Время поджимало.

* * *

— Зачем вам рентгеновский кабинет? — удивился Тамбовцев. — Желаете прожечь этих тварей икс-лучами? Или полюбопытствовать, какой у них скелет?

Пинт улыбнулся. Сегодня ему редко приходилось улыбаться.

— Нет, Валентин Николаевич. Просто рентгеновский кабинет — самое надежное место в больнице. Если все сделано в соответствии с проектом, то стены там должны быть бетонные, двери — из толстого железа, а в окнах должны стоять просвинцованные стекла. Мне кажется, это более надежная защита от зубов, чем дерево. А? Как считаете?

Тамбовцев громко хлопнул себя ладонью по лбу:

— Точно. Я об этом не подумал. — Он показал на лестницу. — Рентгеновский кабинет у нас на втором этаже. Направо по коридору до самого конца. Пойдемте, покажу.

Они поднялись на второй этаж. Пинт преодолел два лестничных пролета большими скачками, прыгая через две ступеньки, Тамбовцев отставал, тяжело дыша и отдуваясь, как закипающий чайник.

Пинт окинул взглядом коридор. Невдалеке, через три двери, между кабинетами стояла кушетка, и на ней мирно спал Ружецкий.

Дверь в ординаторскую, расположенную напротив лестничной площадки, была открыта.

За столом, тихая и печальная, сидела Лена и перелистывала старый альбом.

Пинт вошел в ординаторскую. Девушка подняла на него глаза, но не сказала ни слова. Она была поглощена альбомом.

Оскар подошел к ней ближе: