Савва брезгливо оттащил помощника депутата в угол комнаты, открыл окно, стараясь не смотреть на мертвого оборотня.
— Что это, Дань? — спроси пришедший в себя Артем.
— …и сошел огонь Божий с неба, и попалил его…
Даниил осторожно раздвинул пальцами волоски на правом плече твари. Когда на сероватой коже явственно проступил треугольник из хвостатых родинок, похожих на шестерки, он вздрогнул. Именно это он одновременно ожидал найти и боялся.
Инок обернулся к Чернышеву с Саввой, только теперь они увидели его белое, как будто из бумаги лицо.
— С кем же мы вступили в борьбу? — спросил Даниил. — Кто же этот самый отец Базиль? Кто ты, Василий Тристахин?
И сам себе ответил:
— …И даны ему были уста, говорящие гордо… и дана ему власть действовать сорок два месяца. И он сделает то, что всем — малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам — положено будет начертание на правую руку их или на чело их…
Чернышов вдруг встрепенулся, а когда все посмотрели на него, сдавленно произнес:
— Три-ста-хин? Это же анаграмма! Переставьте буквы!
— Боже мой! — сказал Савва.
— …Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй мя, грешнаго… — пробормотал Даниил и перекрестился.
Чернышов подошел к оборотню, пнул его ногой. Тварь не пошевелилась. Он повернулся и сказал, обращаясь к Савве:
— Помнишь наш разговор об охоте на ведьм? Беру свои слова обратно. Теперь у нас есть настоящий ВРАГ.