Гоша встал за выступом в стене лаборатории. Задумчиво спросил:

— Командан, когда твой клон будет готов, он будет полностью, как ты? Нам слушать его приказы?

— Не гони, Гоша. Философ херов.

— Но если он начнёт орать, что тоже главный? Что он тоже командан, тоже имеет право… то сё? Вас же хер отличишь.

Антуан заржал.

— Отставить шутки. Будет рыпаться — грохнем.

Синяя жидкость в АКОСе бурлила. Вспыхивали слабые электрические искры. Профессор Сенчин бегал между колбой и ординатёром и восторженно кричал:

— Завершился перенос донорской памяти. Иисус-дева-мария.

В диссоциативе мелькнуло что-то похожее на раскрытую ладонь, окутанную прожилками электроразрядов.

— Искры зажгут эту ночь… — вспомнил Клод свой девиз.

Профессор остановился перед экраном ординатёра и усиленно потёр переносицу. Провёл пальцем по табло. Повернулся к Клоду.

— Готово…

Стеклянная дверца ёмкости опустилась. Синяя жидкость, мерцая искровыми разрядами, хлынула на пол. Антуан зажал нос и выругался:

— Мерде.

Не отрывая взгляда от колбы, профессор пояснил:

— Отвод диссоциативного электролита нужно продумать. Пока что спускаем прямо на пол.

— Воняет, будто сдох кто-то.

Гоша философски изрёк:

— Рождение и смерть одинаково воняют.

Чем ниже опускалась дверца, тем сильнее изумлялся Клод.