– Все. Это очень помогло разобраться в ситуации. Спасибо за доверие.
Она пожала плечами.
– У нас есть способности, но нет ни контроля над ними, ни умения ими пользоваться – так и твои эмпатические способности будут какое-то время неподвластны тебе. И тем не менее у меня такое чувство, что если я не научусь как-то контролировать все это чтение чужих мыслей и не вернусь в реальный мир, я сойду с ума.
– Многие и сходят, – уверил ее Джимми. – Да и насчет остальных, вроде меня – нельзя точно сказать, в своем ли мы уме. Это как все время находиться на большой вечеринке, где сотня людей разговаривает одновременно. Необходимо научиться абстрагироваться от ненужных тебе чужих мыслей, или, по крайней мере, снижать их громкость до фонового шума, который можно игнорировать, концентрируя свое внимание на том, с кем разговариваешь. Это не так просто, как кажется. Но этому нужно научиться еще до того, как ты начнешь осваивать азы блокировки. Пока не научишься закрываться, ты – словно открытая книга для любого, в особенности для такого, как я, имеющего опыт и знания.
Она кивнула.
– Это-то меня и смущает. Вот почему мы с Дарквистом продолжаем по возможности общаться вслух. Это позволяет нам сфокусироваться на разговоре.
По крайней мере, теперь она поняла, что такое блок – хотя она и могла читать мысли Джимми, но только те, которые он позволял ей читать, а это было не намного больше того, что он говорил вслух. Он был по-прежнему «закрыт» от нее.
– Боль ушла лишь из моей спины и внутренностей, – сказал он, отвечая на ее вопрос. – В других местах она осталась, и ее не так-то просто излечить.
Она почувствовала огромную скорбь, которую он испытывал, и это озадачило ее.
– Мне казалось, ты был готов все отдать, чтобы избавиться от Гристы.
Он кивнул.
– Да, но теперь, когда ее нет, у меня такое чувство, как будто я был женат, и моя жена вдруг умерла.
– Ты женат, – напомнила синт. – Ты женат на Молли!
– Да, это так, – ответил он. – И я не знаю, что бы я делал, потеряй я тебя. – Он переключился на мысленное общение, чтобы не ранить чувства Молли.
– Видишь ли, – сказал он Модре, – я не хотел быть с Гристой, я никогда бы по своей воле не согласился на нее, но когда она в тот раз возникла передо мной как самостоятельная личность и стала разговаривать со мной, она уже не была для меня просто болью в спине, как раньше. Она была… ну, ближе мне, чем кто ли бы то ни было. Это было довольно странно, потому что я ненавидел ее власть надо мной; мы вечно боролись, но тем не менее она была, как бы сказать, самым близким моим другом. Моим единственным другом за многие годы, ей-богу. И, в общем-то, я не был для нее просто хозяином, носителем ее как паразита. Я мог сваливать на нее всю свою фрустрацию, свои страхи, самые гадкие и темные мысли, и она принимала их на себя. Я с наслаждением жалел себя из-за того, что она намертво прикреплена ко мне, и мне даже не приходило в голову, что она была так же измучена и подавлена, как и я, живя вроде бы своей, а на самом деле и не своей жизнью. Она была умна и любознательна, но могла общаться с внешним миром только через меня. Это доставало ее, как доставало бы любого из нас, а я был так поглощен собой, что даже не замечал этого!