В кадр вошел Олиференко. Он размахивал автоматом над головой, потом отшвырнул оружие в сторону и поднял руки. Пустые руки.

Олиференко шел к танку с высоко поднятыми руками и что-то, наверное, кричал.

В его сторону развернулся зенитный пулемет на башне танка. Олиференко остановился, оглянулся назад, и Лукич увидел его лицо – напряженное и… одухотворенное, что ли…

Олиференко снова повернулся к танку, сделал еще два шага…

Четырнадцатимиллиметровые пули зенитного пулемета пробивают бронетранспортер навылет. Человеческую плоть на своем пути они даже не замечают.

Трассирующие пули, не погаснув в крови, наискось прошили… разорвали тело и увязли в асфальте.

Ствол пулемета приподнялся, и Лукич крикнул:

– Все на пол!

Толкнул стоявшего рядом Петруху, схватил еще двоих мальчишек, стоявших рядом, и упал вместе с ними на пол.

Длинная очередь вначале прошлась по фасаду, наполнив здание грохотом и визгом, а потом ударила по стеклам вестибюля.

Грохот, звон, крики… Чей-то отчаянный вопль то ли ужаса, то ли боли…

– Лежать! – крикнул Лукич. – Лежать!

Пулемет вдруг замолчал и повернулся в сторону проспекта. Там был кто-то живой, и пулемету срочно понадобилось этого живого убить.

– С ума они там посходили? – пробормотал Лукич.

Танк развернул башню и выстрелил из пушки вдоль проспекта. Еще раз.

– Ты куда! – срываясь на визг, закричал Сережка Клименко. – Сидеть!

Лукич оглянулся – один из Патрульных встал с пола и шел к пульту. Сережка, лежа на полу, пытался передернуть затвор автомата, но сгоряча забыл снять его с предохранителя. Патрульный ударом ноги выбил автомат.

– Не стрелять, – скомандовал Лукич.

Патрульный оглянулся на него, кивнул. Сел в кресло.

Изображение на одном из мониторов вздрогнуло, поползло в сторону. Танк появился на мониторе, увеличился в размерах. Точка прицела остановилась между эмблемой Территориальных войск и номером – тройкой и двумя пятерками.