Анисим Вольфрадович выполнял свою работу добросовестно. Каждое утро, несмотря на погоду, он совершал обход, приглядывался к паскаякам – нет ли чего подозрительного. Сначала Чародей брал с собой людей, но, когда в поле померзло более десяти человек, бессмертный решил, что солдаты ещё пригодятся ему для боя, и с тех пор стал выходить один. В душе ему было даже приятно бродить в мрачном одиночестве под неистовым ветром и, раскрыв глаза, смотреть, как летит в них снег, как он тает на ресницах и в черных провалах зрачков. Бессмертный никогда не отворачивался, не прятал лица и не смыкал глаз, ибо считал, что это слабость, уступка смерти и что он может пропустить нечто важное – то, ради чего скитался по свету – магический посох или кристалл, который даровал бы ему власть над миром.

***

Во второй половине дня вьюга сделалась яростней. Снежные клубы заволокли небо и поглотили солнце. Лишь зыбкий мутноватый свет пробивался на землю через завесу облаков и падающих хлопьев.

Снег оседал на крышах башен, гнездился на зубьях крепостных стен, забивался в бойницы. Солдаты ежечасно разгребали сугробы, лопатами сбрасывали их вниз, и они валились тяжелыми белыми телами в ров, от которого уже скоро не осталось и следа. В иных местах снег доходил до половины высоты укреплений.

Стражник у ворот не сразу разобрал в снежном мареве человека. Он был высоким и шел, не сгибаясь, широко размахивая руками, словно орел, пытающийся поймать в свои крылья ветер. Полы его плаща развевались, разметая вокруг хлопья снега. Опознав идущего, солдат построжел лицом и крикнул:

– Открывай! Чародей возвращается!

Его слова потонули в громогласном вое бури, но на въездной башне зашевелились. Несмотря на то, что открывать главные ворота было трудно и в крепости существовал ещё второй малый вход, перед Анисимом Вольфрадовичем всегда распахивали огромные ворота, как если бы он был не одним человеком, а целой армией. Сам Чародей ничего не говорил по этому поводу, но десятники, которые управляли крепостью в его отсутствие, настолько боялись его, что всегда спешили лишний раз угодить ему, дабы не разгневать.

Так было и на этот раз: вьюга бешеным порывом ворвалась во двор крепости, и вместе с нею ввалился Анисим Вольфрадович. Он тряхнул головой, выбивая из волос снег, и, ни слова не говоря, направился в большую круглую башню, которая доминировала над всеми укреплениями и по праву считалась главным строением. Там для бессмертного был приготовлен стол и ожидали его приказаний десятники.

Чародей опустился на стул. Его большая борода попала в миску с супом, но он не обратил на это внимания. В помещении было тепло, и тающий снег каплями скатывался по лицу бессмертного, падал на стол. Анисим Вольфрадович стал есть. Десятники робко переминались в стороне, наблюдая за трапезой предводителя. Чародей выловил из супа огромную кость, покрытую серым вареным мясом. Чавкая и хлюпая, он принялся глодать её. Покончив с супом и костью, бессмертный взял яйцо, в один удар расколол и, небрежно очистив, засунул в рот – на зубах захрустела скорлупа, а Анисим Вольфрадович уже придвинул к себе котел с горячей кашей, запустил в него ложку. Волосы падали ему на лицо и мешали есть. Не отрываясь от еды, он недовольно стряхивал их рукой. Громко стучала неутомимая ложка. Когда котел опустел, слуга налил вина. Чародей выпил, обтер пальцы о бороду и некоторое время сидел молча, чувствуя, как еда оседает в животе. Наконец он обратился к десятникам: