Не знаю, чем бы это закончилось, если б не вернулись наши археологи. Маша несла громко мурлычущего Люсьена на руках, легонько трепала за ухо и выговаривала за непослушание. А Костя, белый, как гашёная известь и с прыгающими губами, медленно прошёл в дальний угол, сел там на табурет и сгорбился. К ногам уронил пластиковый пакет.

"Чего это?" — спросил его с подозрением Николай.

Я подумал, что пришла пора убираться. Незачем моей дочке смотреть на этого пьяного и нервно-бодрого во хмелю старика и этого печального юношу.

"Коврик бабы Они", — сказал Костя бесцветным голосом.

"И чего он, коврик?" — продолжал допрос бывший истребитель фашистских и националистических банд.

"Изображение на нем снова изменилось. — Костя поднял на Николая глаза. — Люди и животные переместились. Ни о какой ошибке не может идти речи. Он и в самом деле по-своему живёт. Ковёр, понимаете? Я не сошёл с ума, у меня есть замеры, они записаны и заверены свидетелями. Не знаю, что и думать".

"А чего тут думать? — сказал очень громко Николай. — Обычное дело. У нас и не то случается. Подумаешь, картинка на ковре шевелится. Места здеся такие, что только тут держись! Вон, мужик бессмертный в двух шагах от тебя сидит, и ничего".

Я, почуяв, что терпению моему приходит конец, поднялся, взял Машу за плечико и подтолкнул к выходу. "Пора домой ехать, малышка. Ну, бывай, Никола. Спасибо за помощь. Константэн, может, ты с нами? Чего тебе тут, в нежилой, пусть бабушкиной, избе… Поедем, у нас и комната найдется свободная, приютим".

"Правда, поедем, мой рыцарь!" — сказала Машенька.

"Да, — сказал Костя задумчиво. — Я, пожалуй, поеду с вами, прелестная леди. Дядя Коля! — почти выкрикнул он вдруг звонко. — Скажите, ведь это вы вызвали тогда спецназ? Когда Возницкие… ну, когда Возницкие меня… Вы? Некому же кроме вас! Телефон-то в Серебряном единственный".

Николай молча сопел. А Костя теребил свой заколдованный коврик, смотрел на Николая в упор и, повторяясь, твердил, что пусть он признаётся, что звонил. Кроме него некому. И тут Николая прорвало.

Да, это он вызвал спецназ. Да, да! Что в том плохого, глупый пацан? Он тем самым жизнь спас Косте, не меньше. Ведь бойцы-то практически все полегли, только и остался Илюхи сын еле живой. Штольц Илюха, Колин боевой товарищ, попросил помочь сыну-комитетчику: проследить за парочкой подозрительных субъектов. Не мог Коля ему отказать, не мог и не хотел. Да, следил. Да, докладывал. Не за страх, а за совесть. Потому что хоть кто-то должен со злом бороться, если большинство старается его не замечать, а то и вовсе покупается на его запретную сладость, его тёмное очарование. Можете считать, шпионил и стучал, если с души не воротит оскорблять старого солдата. И, видя, как дела развиваются, Коля за него, пацана, готов был лечь тут со своей берданой. И лёг бы, кабы не приказ Штольца: уйти и не вмешиваться. И он ушёл, рыбачил, будто так и надо, а на сердце кошки скребли. Вернулся, а они там все… лежат. Три парня молодых и Илюхи сын, забыл, как имя, капитан Штольц. Он-то дышал ещё… Эх… Эх! Теперь всё узнали? Вот и езжайте себе с Богом со Христом.