– Хватит. Умничать. Диктуй. Цифры.

– Ноль семь… одиннадцать… девятнадцать… семнадцать… Великий Октябрь, запомни на будущее. И последняя дата – двадцать один… ноль один… девятнадцать… двадцать четыре… это дорогой Ильич волею божьей помре… впрочем, как закоренелый безбожник, он, скорее всего, просто помре…

– Есть!

– И что дальше?

– Должно включиться.

– Что?

– Лифт. За этими створками – лифтовая шахта, если ты не понял.

– Ах, ли-и-ифт, – протянул Швейцарец. – И ты всерьез полагаешь, что там есть чему включаться. От чего это убежище должны были запитывать? От реактора?

– Нет. Что-то гидроэлектрическое на подземных водах.

– Тогда забудь.

– Почему?

– Потому что один шанс на миллион был у твоей системы, – пояснил Швейцарец, – уцелеть, когда в нескольких километрах мегатонны бабахали. Тут же почва наверняка ходуном ходила…

– Должна быть и аварийная система, – упрямо возразила Анна.

– На аккумуляторах? Брось, неужели ты думаешь, что за столько лет…

– Эти, – перебила его девушка, – не сдохнут и через век! Слышишь?

Он и в самом деле услышал, точнее, сначала почувствовал, а потом уже расслышал низкий гул, доносящийся откуда-то снизу. Он становился все яснее, четче, приближаясь, – меньше чем через две минуты створки лифта с лязгом и скрежетом расползлись в стороны, и по уже привыкшим к полутьме коридора глазам Швейцарца резанул желтоватый свет.

– Едем.

– Если эта штука застрянет, мы из нее не выберемся.

– Предпочитаешь лезть вниз по шахте, все двести метров?

– Нет.