Она нахмурилась. Вот ведь как: не успели зайти в офис, и симпатичный мужик, еще в том возрасте, когда мужчина способен на большее, чем просто пускать слюни, глядя на девушку, превратился в строгого чинного босса. Она взяла папку со счетами, показала язык закрытой двери и вновь повернулась к компьютеру.
4
4
Патрик О'Рейли гордился магией своего взгляда. Проститутки, сутенеры, карманники, мелкие торговцы наркотиками, попадавшие к нему в лапы, бледнели, их лбы покрывались крупными каплями пота, а руки начинали мелко дрожать, когда Патрик внезапно впивался в их лица своими большими черными зрачками. Среди коллег бытовало мнение, что взгляд Инквизитора — так они называли Патрика за глубокую, как у большинства ирландцев, набожность и врожденную недоверчивость — эффективней перекрестного допроса под лампой. Короче, взгляд О'Рейли заслуженно был причиной его гордости. Кроме взгляда, таких причин было еще две. Дом, уже более полутора столетий хранящий в себе истовый ирландский дух семьи О'Рейли, и четверо сыновей, двое из которых пошли по стопам отца: старший стал федеральным агентом, а второй, самый младший, в этом году заканчивал полицейскую академию. И вот сейчас первая причина его гордости вдруг подверглась небывалому испытанию.
Семья О'Рейли издавна имела свое мнение о русских. Оно было невысоким, даже слегка презрительным. Ну как еще, скажите, относиться к нации, которая позволила увлечь себя сумасбродными идеями какого-то немца и опозорилась безбожничеством. Узнав, что дела Сноурта, изрядно, кстати, потрепанные, должен принять в свои руки русский, — не эмигрант, а самый настоящий, из России, О'Рейли решил, что его старый приятель Сноурт спятил окончательно. Пусть русские в последние годы и стали мелькать в телепрограммах в достаточно респектабельном виде, он до сих пор помнил старые кадры: длинные очереди, голодные, хмурые лица, заснеженные дороги и ржавые автомобили на них. Было бы странным, если бы эти люди вдруг оказались способны на нечто путное. Но это было решение Фила. И единственное, чем Патрик мог ему помочь, так это сразу дать понять русскому, что шериф О'Рейли будет внимательно наблюдать за его действиями. И потому он озаботился тем, чтобы стать первым лицом, с которым русский повстречается по прибытии на восточное побережье.
С русскими он еще ни разу не встречался, и сейчас его разбирало любопытство. Подсознательно он нарисовал себе портрет, похожий на Ника Поллака, профессионального игрока в бильярд из «Сияющих огней», ночного клуба на Айленд-Бич, который попортил ему немало крови. Этакого здоровенного, немного ограниченного мужчину, с немного одутловатым от неумеренного потребления виски лицом. Самый популярный типаж из фильмов о русской мафии. Однако тот, кто сидел перед ним, являл собой совершенно другой тип. Сухощавое, скорее поджарое тело, руки с широкими, тяжелыми запястьями, умное и интеллигентное лицо и скупая, но артистически точная жестикуляция. Все это было слишком хорошо для русского. Но О'Рейли был уже не в том возрасте, когда подобные мелкие неожиданности могли выбить его из колеи. Поэтому он только усмехнулся про себя и подумал: «Ну что ж, парень, ты, пожалуй, набрался кое-какого лоска, но я посмотрю, как с тебя слезет вся эта шелуха». После пятнадцатиминутной болтовни о всяких формальностях, состоянии дел, тяжелой доле полицейского, которую русский поддерживал, не проявляя никакого нетерпения, как будто и правда считал, что шериф вызвал его как раз для того, чтобы Патрик смог развеять скуку подобной пустопорожней болтовней, О'Рейли, будто ненароком, отвернулся к окну и, выждав мгновение, повернулся и воткнул свой знаменитый взгляд в собеседника. В следующее мгновение он понял, что ничего у него не получилось. Глаза русского, за мгновение до этого смотревшие доброжелательно и спокойно, вдруг отвердели, сузились, и шериф, не успев ничего понять, почувствовал себя кроликом, смотрящим в пасть удаву. Несколько мгновений стояла тишина. Потом русский растянул губы в холодной улыбке и тихо сказал: