Стремглав вылетев из комнаты, он ворвался в гостиную.

— Артур, Лена!.. — горло сипело, неспособное перекричать шум обвала. Дом ощутимо дрожал. Лихорадка смертельно больного существа… В гостиной оказалось пусто. Заваленный газетами диван, опрокинувшееся пианино, комод, на котором еще совсем недавно почивал Фемистокл.

— Лена!..

Вадим округлившимися глазами смотрел на то, как потрескивающими дугами выгибаются под ним половицы, как ширятся щели у плинтусов и со скрежетом перемещается потолочная плита. Один миг — и с ним будет покончено. Он бросился в прихожую. Рухнуло перекрытие в гостиной. Не выдержав напряжения и переломившись, встали торчком половицы. И оттуда из разломов с писком повалили крысиные семьи. Дверь оказалась распахнутой, и по качающимся пролетам Дымов побежал вниз. По пути упал, ободрав колено, но это было пустяком. Где-то пронзительно кричал мужской голос, и утешительной мыслью скользнуло: Артур никогда бы не стал кричать, это не он, а значит, и с Еленой все в порядке. Скорее всего выскочили. Чуть раньше.

Уже у порога ему пришлось прыгнуть, чтобы не наступить на чье-то тело. И запоздало вспомнилось: Клоп! Вадим не ощутил ни сожаления, ни радости. В эпоху бедствий говорят: «жаль» — и тем самым отгораживаются, скудной порцией отмеряя сочувствие. Ибо на всех никогда не хватит, и хочется сберечь для себя, для кого-то из близких.

На улице Вадим вклинился в толпу. Людская каша вязко и трудно стекала по узким городским лабиринтам. Как обычно, приспосабливались к самым медлительным. В противном случае пришлось бы сбивать с ног и топтать, а до такого люди, окружающие Вадима, еще не дошли. Впрочем, кое-кто все-таки падал и тут же начинал хрипеть от тяжести ступающих по нему ног. Но многих все-таки поднимали — пусть и не сразу, пусть и без особого энтузиазма.

Дымов крутился на месте, высматривая плечистую фигуру Артура, но всюду на него глядели перепуганные незнакомые лица. Найти сестру в этой пестрой толчее казалось немыслимым. Над городом летели все те же удары колокольного набата, но теперь это напоминало уже урчание грома. Разгорающееся зарево освещало море голов, оранжевыми всполохами перекрашивало панику в ужас.

На глазах у Вадима одна из близких стен дрогнула, лишившись внутренней опоры, с шумом начала оседать. Кирпичная лава мутным грязевым шлейфом понеслась к земле. Подпитываемая тоннами новых обломков, она разрастаясь с каждой секундой. Каменный град обрушился прямо на людские головы, пыльным удовлетворенным вздохом обдал уцелевших.

Кто-то вскрикнул, но крика не подхватили. Даже у ужаса есть свой предел. В случившееся просто не поверили. Слишком быстро и просто все произошло. Секунда, и посреди улицы вырос холм, разом похоронивший несколько десятков жизней. Остановившаяся было колонна людей снова пришла в движение. Шумно дыша и становясь на четвереньки, люди поползли вверх по кирпичному крошеву, в суетливой спешке минуя внезапное препятствие. Кто-то, свесив ноги в высотное окно, ругаясь и хохоча, ударил по бредущим из автомата. Вадим зашарил себя по груди, но кобуры не было. Очевидно, оставил в комнате. Впрочем, и пули не могли остановить людей. Они шли и шли, неукротимо торя дорогу к спасению. Сделав рывок, Дымов вынырнул из толпы, шагнул в первый встречный проулок. В виду близости стен здесь было еще опаснее, но в проулке он по крайней мере ощущал хоть какую-то свободу. Брести вместе со всеми у него не было уже сил.