— Я так и думал, что ты — один из тех нацистских гадин, — зарычал он. — И верхом ты ехал не так, как поляк или русский. Что ж, расстреляем тебя прямо сейчас…

— Погоди, Йоссель! — крикнул кто-то из находившихся сзади. — Нам ведь нужно доставить его…

— Если вы собираетесь доставить меня к ящерам, сделайте одолжение, лучше застрелите меня, — перебил его Егер.

Когда ящеры заставят его говорить (кто знает, какие у них для этого существуют методы?), он может поставить под угрозу усилия русских по использованию похищенного металла, а Германия так и не увидит содержимого свинцовых мешочков.

— С чего это мы должны делать какие-либо одолжения немцу? — спросил Йоссель.

Сзади послышались ругательства. Вот она, расцветшая пышным цветом бессмысленная жестокость.

Но у Егера был подходящий ответ:

— Потому что я сражался вместе с русскими-партизанами, большинство из которых были евреи, чтобы отбить у ящеров то, что у меня привязано к седлу, и привезти это в Германию.

Все. Он сказал. Если эти люди — действительно прихвостни ящеров, он выдал себя с головой. Но Егер в любом случае выдал бы себя в то самое мгновение, когда ящеры добрались бы до содержимого мешочков. А если перед ним все-таки люди…

Йоссель сплюнул.

— Быстро ты умеешь врать. Так я тебе и поверил. Где это было, на дороге в Треблинку?

Увидев, что это название ничего не говорит Егеру, он добавил на чистом немецком языке:

— Концентрационный лагерь.

— Я ничего не знаю о концентрационных лагерях, — упрямо произнес Егер.

Люди позади него зарычали. Эдак они пристрелят его, не дав закончить фразу. Поэтому Егер торопливо сказал:

— Я ничего не слышал об этой Треблинке. Но в том партизанском отряде был один еврей, сумевший выбраться живым из места, которое называлось Бабий Яр. Это на окраине Киева. Мы с ним сражались вместе ради общего блага.

В лице Йосселя что-то изменилось:

— Значит, нацист, тебе известно про Бабий Яр? И что ты об этом думаешь?

— Это отвратительно, — быстро ответил Егер. — Я шел на войну сражаться против Красной Армии, а не… не… — Он покачал головой. — Я солдат, а не убийца.

— Как будто нацист способен понимать разницу, — презрительно отозвался Йоссель.