Он пересек коридор, нашел потрескавшуюся дверь с потускневшей медной табличкой, на которой красовались цифры 24. Тук-тук… тук. Гольдфарб немного подождал. Дверь открылась. На пороге стоял крупный мужчина.

— Ну?

— Ну… меня послала к вам женщина, живущая напротив, — ответил Гольдфарб.

Больше всего хозяин квартиры номер 24 походил на главаря разбойников: густая черная борода, военная фуражка и гражданская одежда. Кроме того, он производил впечатление человека, которого лучше не раздражать. Гольдфарб порадовался, что не забыл по дороге пароль для Ривки Русси; без него громила спустил бы Дэвида с лестницы. Он правильно сделал, что тщательно подготовился к операции.

Громила улыбнулся, продемонстрировав Дэвиду кучу гнилых зубов, и протянул руку.

— Значит, вы английский кузен Русси, не так ли? Можете называть меня Леон.

— Хорошо. — Пожатие Леона оказалось очень крепким.

Дэвид отметил, что, хотя польский еврей и назвал себя Леоном, на самом деле, он вполне мог носить какое-нибудь другое имя. Еще одна деталь из шпионских романов — и необходимая предосторожность.

— Не стойте в дверях, проходите, — предложил Леон. — Никогда не знаешь, кто шатается в коридоре. — Он закрыл за Гольдфарбом дверь. — Снимайте рюкзак, похоже, весит он немало.

— Благодарю, — сказал Гольдфарб. Квартира показалась ему еще более пустой, чем у Ривки. Лишь матрас на полу свидетельствовал о том, что здесь живут люди. — Мойше все еще в Лодзи? — Леон наверняка более информирован, чем Ривка.

— Да, в тюрьме номер один на Францисканской улице, — ответил Леон, — нацисты назвали ее Францштрассе. Точно так же они переименовали Лодзь в Лидсманштадт. Иногда мы и сами называем улицу Францштрассе, поскольку это название красуется на доме, стоящем напротив тюрьмы.

— Тюрьма номер один? — спросил Гольдфарб. — А сколько их здесь всего?

— Много, — ответил Леон. — Нацисты не только убивали, но и любили сажать людей за решетку.

— А вам известно, в какой части тюрьмы содержится Мойше? У вас есть план тюрьмы?

— Ну, а кто, по-вашему, превратил здание в тюрьму? Немцы не стали сами пачкать руки, — усмехнулся Леон. — Да, конечно, у нас есть планы. И мы знаем, где именно сидит ваш кузен. Ящеры не подпускают к нему евреев — успели кое-чему научиться — однако, они еще не знают, что часть поляков на нашей стороне.

— Иногда я чувствую себя полным идиотом, — заметил Гольдфарб. — Ящеры лучше относятся к евреям, чем немцы, но с точки зрения всех остальных инопланетяне самые настоящие чудовища, поэтому представителям других стран приходится работать заодно с немцами. Да и поляки не слишком любят евреев, но к ящерам относятся еще хуже.