«Интересно», — подумал Гроувс, — «как идут дела у Йенса Ларсена».
— Мне известно про Ханфорд, — нетерпеливо сказал Рузвельт. — Меня не интересуют технические подробности, генерал. Я должен знать, как долго мне придется ждать появления нового оружия, чтобы наша страна все еще продолжала существовать, когда я его получу.
— Понимаю, — ответил Гроувс. — Если все будет хорошо — иными словами, строительство реактора пойдет в соответствии с расписанием, и если ящеры не захватят Ханфорд, или то место, где мы начнем строительство — у вас будут новые бомбы примерно через шесть месяцев после того, как мы получим первую: приблизительно к концу 1944 года.
— Слишком долго, — повторил Рузвельт. — Однако у нас положение лучше, чем у остальных. Немцы могли бы идти вровень с нами, но вы слышали об ошибках, которые они допустили со своим реактором. Англичане рассчитывают на нас; мы передали информацию японцам, которые сильно от нас отстают; что же касается русских — тут мне ничего не известно.
Гроувс не слишком высоко ценил научный потенциал русских. Однако он вспомнил, что русские тоже получили плутоний после удачного рейда на ящеров.
— Они непредсказуемы, — пожал плечами генерал.
— Вы правы. — Рузвельт кивнул. Его знаменитая челюсть сохраняла прежнюю твердость. — Я говорил со Сталиным. Он обеспокоен — ящеры решительно наступают на Москву. Если она падет, кто знает, станут ли русские по-прежнему подчиняться своему правительству. Если нет, то война, во многом, будет поиграна.
— Да, сэр, — ответил Гроувс. Хотя он прекрасно понимал важность сохранения секретности — его должность говорила сама за себя — генерал испытывал острое любопытство. Не часто выпадает возможность задавать вопросы самому Президенту Соединенных Штатов. — У Советского Союза тяжелое положение?
— Достаточно тяжелое, — ответил ФДР. — Сталин поинтересовался, есть ли у меня людские резервы, и просил прислать на помощь наших солдат. Он готов оставить их под началом американских офицеров — и даже под моим прямым командованием, лишь бы они сражались с ящерами.
Гроувс беззвучно присвистнул. Да, положение русских близко к безнадежному.
— Сталин не просто встревожен, сэр, он в отчаянии. Что вы ему ответили?
— Естественно, отказал, — ответил Рузвельт. — Нам хватает разногласий с ящерами и на своей территории. — И Гроувс услышал высокий смех Президента, так хорошо всем знакомый по его выступлениям по радио и в кинохрониках.
Настроение Гроувса резко изменилось к лучшему — но только на несколько мгновений. Опасность, грозившая Соединенным Штатам, была слишком велика, чтобы над ней смеяться.