Лю Хань подошла и сняла крышку. Сунула указательный палец в горшок, а когда вытащила, он был покрыт комками теплой липкой массы, образовавшейся из сухой рисовой пудры. Поднесла палец к ротику Лю Мэй, и девочка съела рис с пальца.

Может, в конце концов Лю Мэй привыкнет к нормальной пище. Может быть, сейчас она настолько голодна, что все съедобное кажется ей вкусным. Лю Хань вспоминала ужасное время на самолете, который никогда не садится на землю. Она ела серовато-зеленый горошек, который вкусом напоминал вареную пыль. Как бы то ни было, Лю Мэй проглотила несколько комков «као кан миен-ер» и успокоилась.

— Разве это хорошо? — тихо проговорила Лю Хань.

Она подумала, что сухая рисовая пудра почти безвкусна, а маленькие дети не любят пищи с острым вкусом. Так, по крайней мере, говорят бабушки, а кому знать лучше, как не им?

Лю Мэй посмотрела на Лю Хань и издала усиливающее покашливание. Лю Хань уставилась на дочь. Неужели она хотела сказать, что сегодня ей понравилась сухая пудра? Лю Хань не могла придумать, что еще бы могло обозначать это покашливание. И хотя ее дочь все еще изъяснялась, как маленький чешуйчатый дьявол, она одобрила тем самым не просто земной, но китайский продукт.

— Мама, — сказала Лю Мэй и снова издала усиливающее покашливание.

Лю Хань подумала, что сейчас растечется маленькой лужицей каши. Нье Хо-Т’инг был прав: мало-помалу она перетягивала дочь от чешуйчатых дьяволов на свою сторону.

* * *

Мордехай Анелевич смотрел на своих товарищей. Они сидели в комнате над помещением пожарной команды на Лутомирской улице.

— Ну вот, мы ее получили, — сказал он. — Что нам с ней теперь делать?

— Мы должны вернуть ее нацистам, — прогудел Соломон Грувер. — Они пытались убить нас с ее помощью, значит, честно будет воздать им благодарностью.

— Давид Нуссбойм предложил бы отдать ее ящерам, — сказала Берта Флейшман, — но не в том смысле, какой подразумевает Соломон, а подарить по-настоящему.

— Да, и именно за то, что он говорил подобные вещи, мы с ним и распрощались, — ответил Грувер. — Таких глупостей нам больше не нужно.

— Просто чудо, что нам удалось извлечь это ужасное вещество из корпуса и поместить в запаянные сосуды так, чтобы никто не погиб, — сказал Анелевич. — Чудо и пара аптечек с антидотом, которые нам продали солдаты вермахта, — они применяют его, когда начинают ощущать действие газа, несмотря на противогазы и защитную одежду. — Он покачал головой. — Нацисты — большие мастера на такие штуки.

— Они большие мастера и в том, чтобы всучивать нам всякую мерзость, — сказала Берта Флейшман. — Прежде их ракеты могли бы принести сюда несколько килограммов нервно-паралитического газа и взрывом мощного заряда рассеять его вокруг. Но это… из бомбы мы извлекли более тонны. И они собирались заставить нас поместить ее в такое место, где она навредила бы нам больше всего. Ракеты далеко не так точны.