Барбара снова кивнула. Она похлопала по отчету, который печатала.

— Ты знаешь, что здесь? Он пытается увеличить масштаб — такой термин он применяет, — разработать настолько большие и мощные ракеты, чтобы они могли нести атомную бомбу вместо взрывчатки или что у них там сейчас.

— Да, он говорил со мной об этом, — сказал Сэм, — Он думает, что и нацисты работают над таким же проектом, и что они нас опережают. Я не думаю, что у них есть ящер, который знает так же много, как наш Весстил, но их люди делали ракеты, гораздо большие, чем доктор Годдард, еще до нашествия ящеров. Мы делаем, что можем, вот и все. Можем мы сделать что-то большее?

— Нет.

Барбара напечатала еще несколько предложений, дошла до конца страницы. Вместо того чтобы продолжить отчет, она посмотрела на Сэма прищуренными глазами:

— Ты помнишь? Именно этим я занималась в Чикаго, когда мы встретились в первый раз. Ты привез Ульхасса и Ристина для беседы с доктором Баркеттом. С тех пор многое поменялось.

— Кое-что поменялось, — согласился Сэм.

Тогда она была замужем за Йенсом Ларссеном, хотя ей казалось, что он мертв: в противном случае они с Сэмом никогда не сошлись бы, не родился бы Джонатан, не произошло бы многого другого. Он не разбирался в литературе и не умел витиевато говорить; он не знал, как изложить свои мысли в изящной манере. Он сказал только:

— Прошло столько времени… Ты попросила у меня сигарету. У меня для тебя есть одна.

Она улыбнулась.

— Верно. Не прошло и двух лет. — Она наморщила нос, глядя в его сторону. — Я чувствую себя сейчас, как в средние века, — но это только из-за Джонатана.

— Я рад, что он уже достаточно подрос и теперь ты, не беспокоясь, можешь днем отдавать его на попечение мамми, — сказал Сэм. — Ты стала посвободнее, так что ты можешь заниматься делом и снова чувствовать себя полезной. Я знаю, что ты так думаешь.

— Да, это так, — сказала Барбара без особой радости. Она понизила голос — Я хотела бы, чтобы ты не называл так цветных женщин.

— Что? Мамми? — Сэм почесал голову. — Но они же и есть мамми.

— Я знаю это, но это звучит так… — Барбара не была Барбарой, если бы не нашла подходящее слово. — Antebellum[20]. Словно мы оказались на плантациях, где работают негры и поют свои спиричуэлс, а добрые хозяева сидят, попивая мятную водку, и даже не подозревают, что вся их социальная система больна и неправильна. Не по этой ли причине ящеры дали оружие цветным, ожидая, что те начнут воевать с Соединенными Штатами?

— Они убедились, что так делать не стоит, — сказал Сэм.

— Да, некоторые негры взбунтовались, — согласилась Барбара, — но я бы побилась об заклад, что не все. И ящеры не стали бы даже пробовать, если бы знали, что из этого ничего не выйдет. А как обращаются с цветными здесь… Помнишь, в кинохронике, еще до того, как мы вступили в войну, показывали счастливых украинских крестьян, встречавших нацистов с цветами, потому что они освободили их от коммунизма?