В огромном зале – сумрачно. Единственный источник света – хрустальный шар. Он тускло мерцает в центре зала – холодным, неживым сиянием. Возвышаясь на три четверти диаметра, шар кажется вмороженнным в льдисто-голубоватый пол…

– Что-то мне здесь не нравится, – поёжился Васька.

– Да ну? – удивился Бинк, – А по-моему – очень мило…

– Смотря с чем сравнивать.

Бинк нахмурился и схватил Ваську за рукав. Процедил шёпотом:

– Тебя ж, дурак, предупреждали – о плохом не думай!

– Да я стараюсь, стараюсь!

– Вот и чудесно… Ну-ка, мигом вообрази, что нибудь хорошее!

– Сейчас… Однажды ясной лунной ночью, когда пели птички… и это самое… цвела сирень…

– Уже лучше, – кивнул хоббит.

– …Шёл я как-то через кладбище!

Бинк испуганно вздрагивает. И бормочет в ухо Лубенчикову:

– Это, по твоему – хорошее?

– Во всяком случае – там было веселее!

Хоббит начинает материться по-русски. В галактическом – ему не хватает выражений. Я пытаюсь урезонить обоих. И сам распаляюсь. В результате, вся наша психологическая подготовка идёт насмарку. Не люди, одержимые Высокой Целью, а банда малолетних правонарушителей.

– Перестаньте, – вздохнул Китс.

Мы притихли. Доктор укоризненно качнул головой:

– Я ведь говорил – главное безмятежность! Иначе вас не поймут. Или так поймут… что мало не покажется!

– Спасибо что напомнил, – скривился Васька, – Уж теперь у меня на душе точно легко!