Как и у меня, здесь было только одно – полностью изолированное от света помещение. А вот все остальное…
Идеальный порядок, как будто тут и не живет никто. Все предметы личного пользования либо были убраны так, чтобы быть незаметными, либо смотрелись настолько чужеродно, что вообще вызывали сомнения в правильности своего здесь нахождения.
И абсолютно растерзанная и переворошенная кровать. И посередине нее, зажмурив глаза, сидел совершенно счастливый Стаковски. Встрепанный, мокрый от пота, совершенно не похожий на самого себя, но, тем не менее, абсолютно довольный.
Мы так и застыли, как разбойники, нарушившие не меньшее, чем уединение и молитву святого старца и теперь не знающие, что делать дальше и какие кары небесные могут воспоследовать их неразумному поступку.
Оскар открыл глаза. Взгляд его был еще расфокусирован, как бывает после сна или глубокой медитации. И я поразился, насколько же босс изменился за этот месяц. Что-то в нем стало эдакое, как у Арреля. Непонятно, что не к месту, но смущает.
Наконец глубокий вздох нарушил тишину, и я с огромным облегчением услышал по ментальной связи:
–
Прохладный тон не оставлял ни малейших сомнений в том, что оракул в здравом уме и твердой памяти.
–
–
Оскар как-то неестественно потянулся и выдал самое самоуверенное из своих хмыканий.
–
Кайто довольно сверкнул улыбкой.
–