– Допустим, ты не врёшь, и никакого клада нет, но мне-то что теперь делать?

Богдан, словно валяясь на пляже, заложил руки за голову и потянулся:

– А это уже твои заботы! Не знаю я, что тебе делать сейчас. Разумеется, пока у тебя был хозяин, тебе было проще: он отдавал приказы – ты их исполнял. Хозяина ты прирезал, и сейчас сам себе господин. Драгоценностей я тебе не принесу – не знаю я, где хоть какой-то клад зарыт, даже самый паршивый. Поэтому думай, что тебе делать. Хочешь – вставай на место своего господина и топай туда, куда мы направлялись. Доберёмся до сказочного дворца и сказочного оружия, и ты сможешь попробовать стать господином всей своей страны, а заодно и китайских земель и дальше, если сможешь такое провернуть. Императором станешь, халифом халифов, понимаешь? Нравится?

Абдаллах уставился на него и смотрел долго. Несколько раз он нехорошо щурился. Богдан не менял своей небрежно-развязной позы, но по спине его ползал неприятный холодок: чёрт знает, что там в башке у этого араба творится? Прирежет сейчас в состоянии аффекта, как и своего господина. На всякий случай, он внутренне напрягся, готовый увернуться, если что, от лезвия кинжала и прикидывая, как ловчее попытаться подхватить саблю шейха, валявшуюся рядом с трупом. Вряд ли такое удалось бы из статичного положения на земле, да и Абдаллах находился слишком близко, чтобы промахнуться кинжалом, но попробовать стоило…

Неожиданно Абдаллах вздохнул – этого Богдан ожидал менее всего.

– Допустим, ты не врёшь, – повторил араб. – Я бы ни за что не поверил, если бы не был послед-ним, кто пытал Мансура, испустившего дух у меня на руках. Того, что он мне рассказал, он сам придумать не мог – значит, подслушал это в твоём разговоре с шейхом. Видимо, ты действительно обещал отвести шейха к какому-то сказочному дворцу, только я думал, что это где-то ближе, чем за Безвоздушными горами. Не представляю, как такое может быть, а самое главное – как аль-Хасим, да упокоит Аллах его душу, мог тебе поверить. Но если он поверил и решился на такой поход – значит, ты его сумел убедить, а убедить этого подозрительного и жестокого человека было непросто, – при слове «жестокий» Богдан хмыкнул, но Абдаллах не обратил внимания на этот сарказм.

– Беда в том, – продолжал араб, – что я не чувствую в себе сил, которые, очевидно, чувствовал шейх. Да, я ненавидел своего господина, мне надоело получать от него зуботычины, я хотел ограбить его и сбежать. Но я не смогу стать правителем огромной страны, я куда более простой человек, и мои устремления просты. Поэтому я никуда не пойду, а продам тебя китайцам. От Салима, который у меня главный по передаче контрабанды китайским купцам, я слышал, что есть у него один знакомый китаец, который интересуется разными необычными штучками. Ты со своим необычным ликом вполне сойдёшь за такую штучку. Я думаю, на кинжале, который забрал у тебя шейх, и на тебе самом я смогу заработать приличные деньги, уеду далеко на восток, где меня никто не найдёт, открою там лавку или что-нибудь вроде того…