P.S. Кстати, как вам русская обортняшка? Ничего себе? Ну, так себе и оставьте. Довольно уж вам жить монахом! Иначе, клянусь на Евангелии от Великого Вернера фон Брауна, отобью у вас девчонку! Пока-пока!!!»

– Вилли все же полез в тоннель. Сам. А меня не дождался, – сказал Сэм, обращаясь одновременно и к Медведю, и к русской Матильде. Они оба терпеливо слушали, стоя рядом чуть ли не на вытяжку, пока Сэм читал письмо. – Бедный. Бедный! Он понятия не имел, с чем имеет дело!

– Наш Вилли в одиночку полез в «драконью нору»? На санях? – переспросил с потешно обескураженным видом Марвитц. – Нельзя его было оставлять одного. Малый совсем ку-ку! Вот и докукукался. Дракон его и съел.

– Почти так, – согласился с ним Сэм.

Говорить что-либо еще он не видел смысла. Он так устал от потерь и несчастий, не с неба свалившихся, а сотворенных людьми, его окружавшими. И гибель Бохмана даже не вызвала особенно острой и болезненной тоски, потому что уже он пережил и Волка, и Эрнста, и малышку Гуди, и многих других, и, наверное, совсем разучился чувствовать горе. К реальности вернул его звонкий, почти детский голос.

– Но вы сказали, будто приятель ваш понятия не имел, с чем имеет дело. В этой вашей драконьей берлоге? – полюбопытствовала Матильда. Она не слишком была огорчена, она совсем не знала Вилли, но вот напугана – да! – А вы имеете понятие?

– Не бойся, здесь безопасно. Вообще везде безопасно, если самому не лезть на рожон, – успокоил ее тревоги Сэм. – А понятие как раз я имею. Давно подозревал, теперь, кажется, даже уверен. Хотя тут ни в чем нельзя быть уверенным до конца.

Потом Сэм сбросил мокрую куртку и тяжелые от снега сапоги, завалился на нижние нары отдыхать. Ничего делать ему сейчас не хотелось. И Медведь, видимо, понял это, оставил его в покое. Потащил за собой девчонку:

– Пошли, пошли. Согрею тебе ведро воды. Смотри, какой колтун на голове, хоть сейчас стриги тебя налысо, – ворчал он по дороге.

– Попробуй только, фашист! Я тебе глаза выцарапаю, – щерилась в ответ Матильда, – прислужник империалистов и врагов народа!

– Какого это народа я враг? Твоего, что ли? Совсем рехнулась! То-то и оно, коммунизм этот кого хошь до скорбного дома доведет. Надо же, враг народа! Да я и в пределах ваших сроду не был. И не испекли еще тот крендель, который бы меня заманил! – ругался на нее Марвитц.

Так они и ушли, и в приоткрытую дверь камбуза еще долго была слышна их идеологическая перебранка с весьма комическим оттенком. Но Сэм не особенно вникал. Напротив, если бы кто посторонний случайно подслушал обрывочные слова, время от времени слетавшие с его уст, то при небольшой доли сообразительности смог бы извлечь для себя кое-что любопытное.