Он отвернулся обратно к экрану.
– А жаль. С тех пор, как я подлечил девчонку, вроде тебя, и она опять ускакала на подвиги, мне стало не хватать того одного раза в пятидневку, что может предложить жена.
У меня сбилось дыхание. Восстановив его, я все же спросила:
– Вы шутите?
Вместо ответа он стянул через голову реглан и подошел ко мне; я продолжала мерно, без рывков подтягиваться.
– Мне восемьдесят четыре, – сказал он мне в лицо. Я не могла отвести взгляда от его идеального тела с тугими, сильными, но необъемными мышцами, возраст выдавала лишь небольшая дряблость кожи. Наверное, так выглядит мой пятидесятилетний отец, который очень следит за собой. Довольный произведенным эффектом, Синоби-Чех надел реглан.
– Таким должен быть каждый синто, – выдал он.
– Желчным, неудовлетворенным стариком с молодым телом? – вырвалось у меня.
– Дурочка, – отозвался он без злости. – Стоп.
Я закончила движение.
– И это только «раскачка», – продолжил он прерванный разговор, – а в регенераторе я лежал в молодости три раза после дуэлей.
– Но ведь вы все время живете на Синто – живая еда, чистый воздух. Вы ж знаете, что «раскачка» не работает на искусственном питании.
Он тут же зло на меня посмотрел:
– Вот вы, Викен-Синоби, когда приезжали в отпуск на Синто, вы хоть что-то делали?
– Я приезжала на десять дней от силы, – заявила я, оскорбленная в лучших чувствах. – К тому же я постоянно занимаюсь, только по другой схеме.
Он скептически хмыкнул.
– Ну да, оправдывайтесь! Как правило, все вспоминают после сорока, что надо все-таки, быть в форме… Да поздновато.
Несносный старикашка, он может быть хоть трижды супер-любовником, но при этом он все равно старик. Ни за что не позарилась бы на такого. Тем не менее, после семи часов рваных тренировок, когда мне позволили уснуть, последнее, что я увидела, закрыв глаза, это выцветшие серые глаза, седые усы и сильное тело доктора.
Проснулась я с четким желанием танцевать. Так всегда бывает, когда пройдешь восстановление. Настроение не могло испортить даже то, что через пару часов мне придется распинаться перед русами.
С момента отравления газом прошло трое с половиной суток. Двое суток «Атакующий» проболтался в космосе, не решаясь улететь, а может, мы не отпускали. Третьи же сутки русы провели в посольстве, не проявляя желания общаться с кем-либо. Идя одна в посольство, я чувствовала себя так, как если б шла за границу терраформирования к крысодлакам и марипозам. Оделась я на всякий случай в платье: если будет дуэль, попрошусь переодеться, а так худенькая девушка в шелковом длинном платье, надеюсь, не будет вызывать агрессию. Меня снабдили инфокрисами по интересующим русов вопросам – «дельфинам» и медразработкам; странно, что они не затребовали эту информацию до боя. И вот я стою перед воротами посольства, они без лишних проволочек открылись, так же без вопросов открылись двери в дом. И почему меня это не радует?