«Дурак ты, Мастер, – подумал Тассельгорн. – Ты сам указал мне выход. Я теперь знаю, что не обречен».

Мастер тем временем продолжал со скучающим видом:

– Конечно, такой человек обманывает лишь самого себя, однако окончательный расчет по пунктам договора откладывается до его… словом, до того момента, который вы называете смертью. Мертвые в этом мире бесполезны. Поэтому нам нужен властитель Церена, стоящий по ту сторону того, что вы, люди, называете добром и злом. Не верящий ни в Дьявола, ни в Бога. Не ведающий. В некотором роде, если хотите – невинный. Варвар. Он не защищен древним правом свободного выбора, и ничто не мешает подчинить его рассудок, которого у него, собственно, не так уж и много.

Муха, до этого старательно окунавшая хоботок в лужицу пива, перевернулась кверху зеленым брюшком. Некоторое время ниточки лап подергивались, потом застыли, скорчившись. Тассельгорн смахнул мертвое насекомое на пол.

– Все так просто?

– Да.

Барон почувствовал облегчение. По крайней мере, одной загадкой меньше. А насчет невозможности обмануть Дьявола – мы это еще посмотрим, унылый бес.

О чем подумал Мастер, не узнал никто.

Людвиг задержал дыхание, потом осторожно выдохнул. Мир рассыпался на тысячу тысяч мелких осколков, потом осколки вновь соединились в ином порядке, и он увидел у самого лица полузасохший цветок клевера. Фон Фирхоф лежал на спине, на краю поляны, окруженной ельником. У виска – завернутый в полотно предмет округлой формы, справа рядом – снятое с пояса оружие. В висках стучал пульс, бешено колотилось сердце. То, что сделал Людвиг, почти вычерпало до дна его способности. Раньше ему не доводилось так близко подбираться к их пределу. Надо же. Муха. Стать насекомым невозможно, так же как стать невидимым – это противоречит законам мира, установленным Богом. Но можно убедить людей, что они не видят тебя. Людей, но не воплощенного дьявола. Однако почему бы не убедить маленькое насекомое на время одолжить магусу зрение и слух? Людвиг осторожно встал. Тело казалось чужим – но это пройдет.

Мир качнулся, земля едва не ушла из-под ног, желудок яростно взбунтовался, волшебник постоял немного, привыкая к ощущениям собственных рук, спины, ног. Лошадь мягко ткнулась в его плечо, дружески фыркнула. Фон Фирхоф поймал повод. Куда теперь? Людвиг печально усмехнулся. Кто бы мог подумать? Тассельгорн изменил императору. По барону явно тоскуют плаха и «меч правосудия», но судебная колесница Империи неповоротлива. Десять дней пути в столицу. Столько же обратно, если, конечно, удастся мгновенно убедить Гагена в правоте своих подозрений. За это время случится многое – и Мастер получит то, чего так жаждет остатком людского честолюбия на дне своей давно нечеловеческой души.