– Я готов участвовать в испытании водой или железом – в Божьем суде, против любого обвинителя!

– Людвиг фон Фирхоф, ваша просьба отклоняется. Указ императора трехлетней давности отменяет испытания водой и железом в делах о государственной измене. Eum, qui leges facit, pari maiestate legibus obtemperare convenit[27].

«Да я не особо и надеялся», – подумал Людвиг.

Внезапно зал заволновался. Рыцари вскочили с мест.

Фирхоф готов был сам смеяться над собой, воистину, слепая надежда – враг разума. Через боковую дверь, которую некогда так любил император Гизельгер, вошел сам Гаген I. Император был бледен, одутловат более обычного, под глазами мешки. Однако походка повелителя оставалась твердой. Он сел в резное кресло, даже не взглянув на подсудимого. Опустились на скамьи рыцари.

– Продолжайте…

Судья откашлялся.

– Convinci non nisi scriptura aut testibus potest[28]. Свидетельских показаний было довольно. Поскольку обвиняемый не смог предъявить смягчающих обстоятельств, его вина считается доказанной. Государь, как я должен поступить – вы сами объявите приговор или выслушаем баронов Империи?

Гаген устало кивнул.

– Выслушаем баронов.

Судья, готовясь к опросу, извлек изрядной длины список знатных родов. Бароны, смертельно утомленные «латинской тарабарщиной», нетерпеливо роптали:

– К делу, ближе к делу!

Дальнозоркий генеральный судья развернул свиток, величественно держа его в вытянутых руках.

– Баронство Альгиэйер?

– Колесовать! – голос из задних рядов.

– Баронство Аллен?

– Повесить как собаку!

– Баронство Бель…

Людвиг отстраненно слушал, как каждый новый голос приговаривает его к смерти. «Хватило бы и одного раза, – подумал Фирхоф, – меня специально заставляют смотреть и слушать, многократно умирая заживо. Cui bone est[29]». Судья медленно перемещал палец вдоль списка.

– Баронство Корн…