Команда покинула станцию, рысцой сбежала к «грирсону» и поднялась в воздух до того, как хоть кто-то успел прийти в себя и среагировать.
Вленсинг дважды прослушал запись, издавая глухое рычание.
— Скорее всего, эти презренные твари захватили какую-то трансляционную станцию.
— Наверняка, — откликнулся Дааф. — Трудно представить себе, что Куоро настолько оторвался от реальности, чтобы позволить такое.
— Нет, это не он. Надо полагать, ты уже послал туда отряд, чтобы собрать данные и тщательно проанализировать ситуацию? — Дааф заколебался. — Что, ты не сделал этого?
— Нет, — признался Дааф. — Как только «аксаи» определили, где находится передатчик, командир звена отдал приказ уничтожить его.
Рычание Вленсинга стало просто угрожающим:
— Я разорву его на части… Нет. Нельзя наказывать за мужество. Но пусть он не попадается мне на глаза до тех пор, пока мой гнев не утихнет. И еще — разберись с этим Куоро. Может, он не причастен к этому безобразию, но все же тут есть доля и его вины. Нужно наказать его… достаточно болезненным образом. Оштрафовать, к примеру. Полагаю, потеря денег огорчит его даже больше, чем если бы он пострадал физически.
— Будет сделано.
Вленсинг нажал на клавишу, возвращая запись к началу. Чего эти бандиты рассчитывали добиться? В передаче не было призыва перейти на их сторону или поднять мятеж — просто суровое напоминание о том, что их, возможно, ждет смерть и забвение.
Такие вещи вредны для воинского духа. Вленсинг был готов отдать приказ, что всякий, кого застанут за прослушиванием передачи, будет наказан, но одернул себя. Глупость. Так эта мерзость лишь превратится в нечто запретное и, следовательно, привлекательное. Он снова прослушал передачу.
Тот, кто записал ее, владел языком в совершенстве. Ни один человек не мог бы сделать эту запись. И конечно, говоривший прекрасно понимал психологию мусфиев. Ни один человек не в состоянии понять, что для мусфиев значит честь. Но мусфии не стали бы сотрудничать с этими презренными тварями. Да и, кроме того, не было никаких сообщений о том, что кто-то из них захвачен в плен.
Кто в таком случае ответит за это безобразие?
Язифь ходила туда и обратно по побережью неподалеку от «Шелбурна», время от времени поглядывая на часы. Гарвин, если он вообще собирался показываться, опаздывал уже на полчаса.
Над заливом дул резкий ветер, несущий привкус пепла из лагеря Махан. Неудивительно, что на берегу не было никого, кроме одинокого рыбака. Он сидел, прислонившись спиной к швартовой тумбе, и чинил свою сеть.
Да еще смуглый мальчишка-'раум лениво скреб сходни, ведущие к пристани.