— Двоих.
— Экстрасенсы?
Феран опять кивнул.
— А другие?
«Нет, нет…»
— Остался только один, — выдавил из себя Феран.
— Жив?
— Ребенок Д’вры, — униженно кивнул телепат.
— Жив?!
— Да, — Феран подавился признанием.
— И тоже экстрасенс, как я полагаю. Нет, не отвечай мне — я вижу это по твоему лицу. Значит, это наконец входит в браксанскую кровь, несмотря на все наши усилия. А теперь скажи мне, азеанец: какой милости по твоему мнению ты заслуживаешь? Какую слабость ты видишь во мне, которая — как ты думаешьпо — обеспечит тебе жизнь после всего, что ты сделал?
Затар внезапно отпустил Ферана и зонд рухнул на пол, окончательно сломленный. В глазах стояли слезы — страха, стыда. Феран оплакивал смерть своей браксанской личности.
Затар спланировал все это с самого начала. Теперь Феран, вынужденный смотреть правде в глаза, понял все. Вначале был случай с алмонджеддей, за ним последовали намеки, которые Феран теперь припоминал… Сколько ловушек расставлял на него Затар, нагнетая напряжение, пока оно не стало невыносимым, выбирая момент, чтобы нанести сокрушительный удар?
Затар смотрел на него сверху вниз — Феран плакал. Холодным, как сама смерть, голосом притиера спросил:
— Какую цель ты преследовал, когда приехал сюда?
— Меня послали шпионить за вами, — зонд говорил как на автомате, глухим, безжизненным голосом. — Они знали, что я стану для вас бесценным работником и вы включите меня в переговоры на Границе, и я должен был передать ваши планы… — он потряс головой, лицо его исказилось. — Но это не сработало, — прошептал Феран. — Они поставили меня против Нее. Как я мог позволить какой-то контакт? Она убила бы меня…
— Что еще? — нетерпеливо спросил притиера.
Теперь Феран боролся с собой, пытаясь прекратить укорять самого себя, но тщетно — он уже не мог контролировать ужасный всплеск эмоций.
— Я должен был обеспечить им чистокровного браксана, чтоб они смогли получить психогенетические параметры. Это была моя основная цель… — он внезапно замолчал и его глаза округлились в страхе и понимании, когда казавшиеся несвязанными мотивы сами выстроились в единую картину. — Д’вра… — прошептал он в ужасе.
Даже самые сильные браксанские желания не были его собственными; их ввели в него с целью, совершенно определенной целью, и его естественные желания развивались так, чтобы соответствовать этой модели. Хоть одна мысль была его собственной? Он когда-нибудь сделал хоть что-то, на чем не стяло метки Института?