Подмахнул документ и я.

Затем под вспышки блицев пресс-службы встали мы, друг другу папочки вручили, расцеловались троекратно, по-славянски. А потом белорус, на правах хозяина, слово хвалебное по торжественному случаю воссоединения восточных славян на полчаса закатил. Типа того, что, мол, мы одной крови, и друг без друга нам никак нельзя.

Моя речуха короткой была.

— Дело сделано, — бросил фразу историческую.

А хохол ничего не сказал. Что он в состоянии прострации сказать может? Да и не спрашивал никто у него ничего.

Казалось бы, теперь и веселью безудержному через край бить положено, однако ни фига не происходит. Начали всех шампанским обносить, но и оно настроение не улучшило. Президент хохляцкий бокал за бокалом бездумно садит, а глаза как были оловянными, так и остаются. Ни искры жизни в них не появляется. Марионетка, ни дать, ни взять. А белорус, как оказалось, ва-аще трезвенник. Пригубил бокал за компанию и всё. Да и лица, их сопровождающие, тоже словно как в ступоре полном находятся — вроде как с завтрашнего дня они все не у дел оказываются. Какое уж тут веселье… Ну а для меня шампанское не напиток.

Так что покрутился я с полчасика среди всеобщего смура и к вертолёту с папочкой всемирного значения под мышкой чухнул.

— Основа государству заложена, — высокопарно попрощался, — пора за работу.

Летим назад, а настроение у меня почему-то аховое. Вот, свершил дело эпохальное, думаю, но почему мне так грустно? Может, атмосфера Беловежья повлияла? Слякотно здесь, промозгло, да и вечер поздний уже, а я сутки почти не спал…

А спецназовцы, меня сопровождающие, между тем что на иголках сидят, улыбками сияют и взглядами вроде как командира своего к чему-то подначивают.

Поднимаю я глаза на полковника и вопрошаю устало:

— Что сказать, Егорыч, хочешь?

— Да вот, — мнётся, улыбку гася, — думаем мы, чего это вы, Борис Макарович, такой грустный? Неужели ничего не получилось?

— А что должно было получиться? — ловлю его на слове. Ни намёком я полковнику о цели своего визита в Беловежскую Пущу не обмолвился.

— Тут нам сорока на хвосте принесла, — байкой армейской кормит меня Рудин, — что вроде пакт о воссоединении славянских народов вы должны были подписывать.

— Это-то как раз получилось… — вздыхаю тяжко.

— Тогда почему грустите, Борис Макарович? Обмывать факт такой великий надо!

— А вот этого, Егорыч, и не получилось… — кислую морду строю.

— Так на сей счёт у нас с собою было, — лыбится до ушей Егорыч, наклоняется и выволакивает из-под сиденья ящик водки. — Ребята тут, пока вы пакт подписывали, подсуетились…