Тут я в упор на генерала ракетно-космического смотрю. И все на него, как по команде, взгляды переводят.

Каменеет враз генерал, потухшая сигарета во рту застывает. А Сашок, и без того от переутомления серый, последний еле заметный оттенок жизненный с лица теряет. Знаю, против он подобных методов, но «установку» Пупсика — мне не перечить — пересилить не может.

— Как ты считаешь? — голосом потусторонним к генералу ракетно-космическому обращается.

Жестом предельно собранным генерал сигарету потухшую в пепельницу кладёт, новую не торопясь закуривает, затягивается глубоко и лишь тогда углом рта рокочет басом, вместе с клубами дыма слова роняя:

— Я — за.

И выражение лица у него при этом столь зверским становится, что впору с него художнику какому Антихриста писать.

Такое у меня впечатление было, что я к себе на усадьбу из Кремля не в лимузине ехал, а на крыльях летел. Душа пела. Теперь, точно, сподобился своим решением в скрижали Истории попасть. И сам, сам ведь эту строчку золотыми буквами впишу, никто другой за меня рукой водить не будет! Только бы хохлы ультиматум не приняли…

И ведь не приняли-таки! Уже под вечер мне в особняк Сашок позвонил и доложил, что отверг Львов наш ультиматум. Небось, думают, что на такие радикальные меры мы не способны — кишка, мол, тонка. Ишь, размечтались!

— Так что ты предлагаешь? — жёстко в телефонную трубку спрашиваю, в голосе Сашка неуверенность чувствуя. И, чтобы раз и навсегда пути к отступлению отрезать, сам вероятное решение формулирую: — Сейчас ракету запускать?

Молчит некоторое время Сашок, затем говорит голосом треснутым:

— Мы обязаны придерживаться условий своего ультиматума. Раз дали сорок восемь часов…

— …значит, остался уже сорок один, — твёрдо заканчиваю за него фразу. — Вели, чтобы ракету к пуску готовили!

И трубку раздражённо бросаю. Неприятно даже стало — и когда это Сашок чистоплюем заделаться успел? Когда «крутяков» мочил, таким не был… Всё настроение возвышенное испортил.

Выпил я для поднятия тонуса рюмку водки, но что-то не помогло. Побродил по комнатам неприкаянно и совсем в уныние впал. Во, блин, как высот политических достиг, так и словом перемолвиться не с кем! У прислуги в глазах лишь один вопрос немой имеется: «Чего изволите-с?», и с кем-либо из них болтать — зря время тратить. А Алиска носом в телевизор уткнулась, сериал какой-то из жизни королей смотрит — не оторвать.

И тут вдруг потянуло меня к Пупсику, да так сильно, что я себе не поверил и стал нарочно желание это сдерживать, словно боялся встречи с ним. Будто какая-то трещинка между нами возникла, когда я впервые на самостоятельный шаг в своей карьере без магии пацана решился. И всё же поплёлся к нему — совесть уговорила: давно его не видел, совсем, небось, от одиночества он отшельником в особняке стал.