Светлый фон

Яхта направлялась к Земле, и я ничего с этим поделать не мог. Я и так уже накуролесил столько, что теперь все – пожалуй, кроме Тигара, – посматривали на меня с откровенной опаской. Старый Жек вообще старался избегать встреч. А ведь именно Тигар и должен был по логике опасаться меня гораздо больше остальных, если вспомнить, что произошло. Однако только он ничуть не изменил своего отношения ко мне. Именно он всячески пытался поддерживать меня и всегда был рядом, если считал, что я нуждаюсь в дружеской поддержке. Только он жестко разделял мою личность и личность того чудовища, что вплели в меня хорги. И только из-за него я согласился на этот полет к Земле, не очень-то понимая, зачем мне все это нужно. Но и нарушить свое слово Мушкетеру не мог. Я и так уже много чего наделал такого, чего стоило бы стыдиться. Вот и маялся теперь, даже не представляя, что я могу сказать Виктору Семеновичу. К тому же, боясь признаться в этом даже самому себе, мне было мучительно стыдно встречаться с ним. В этом логики не было, но я все равно испытывал перед ним чувство вины. Лучше бы я в прошлый раз и не лазил в сеть. Пусть меня считали погибшим. А так… вроде показал человеку, что жив, и тут же исчез. Что он должен был подумать? И каково должно быть его состояние?

Все эти размышления не давали мне покоя до самой планеты. Только при подлете я подумал о другой проблеме: если я сейчас покажусь перед Виктором Семеновичем в таком виде, то… В чем будет выражаться это то, мне думать совсем не хотелось – ясно было только одно: просто так заявиться немыслимо. Сначала у меня мелькнула мысль на основании этого отказаться от встречи. Но потом решил, что это будет просто трусостью. В конце концов, ничего страшного в этой встрече нет.

Я нервно вскочил с кровати и заходил по каюте.

Главное – жить так, чтобы тебе не было мучительно больно за прожитые годы, вспомнилось мне. Я невесело хмыкнул. Ладно, как бы то ни было, но встречи не избежать.

Выход был один. Я быстро достал листок специального пластика, на котором обычно писали в галактике. Этот пластик обладал всеми свойствами бумаги, только был гораздо прочнее.

Я без нужды разгладил листок и потянулся к ручке. Потом отложил ее и вытащил из кармана фотографию родителей. Аккуратно пристроил ее перед собой на столе и снова взял ручку.

Виктор Семенович, – начал я. – Вам трудно будет воспринять то, что я сейчас напишу, но у меня просто нет другого выхода. Я совершенно запутался и теперь не знаю, что делать. Наверное, мне уже никто не в силах помочь, но я все же хочу обратиться к вам, ибо после гибели родителей вы были единственным, кто сумел понять меня. Вы стали для меня тем человеком, к кому я всегда мог прийти за советом, когда мне было плохо. Конечно, с того времени прошло почти пять лет, но я по-прежнему, как тот несчастный мальчишка, нуждаюсь в вашей помощи. Однако я пойму, если вы откажетесь от встречи со мной. Я знаю, что не могу настаивать на этом. Вы сами поймете, к чему я это говорю, прочитав мое письмо дальше. Я хочу рассказать о себе и своей жизни, а дальше… дальше решать вам.