— Хочешь время оттянуть? — поинтересовался Император.

— Нет, — твердо ответил Володя. И с внутренней улыбкой, которой не дал пробиться к опухшим губам, чтобы Император не разглядел тонкого налета иронии и даже высокомерия на вполне искреннем чувстве Владимира, сказал: — Я действительно желаю народу Анданора выздоровления от стингровой лихорадки.

Владимир увидел, как пытливый взор Императора скользнул по удерживавшей беспомощного пленника вещей стене. И Володя знал, что та просто не могла обрести и малейшего розового оттенка. Владимиру правда не доставляло и тени удовольствия, когда гибли невинные люди, к какой бы расе они ни относились.

— У вас на Земле все такие добренькие? — язвительно бросил вдруг Император Володе в лицо.

— Нет, — уверенно ответил Володя.

— Тогда почему ты думаешь, что ваши священники согласятся отслужить молебен?

Владимир понял, что Император действительно всерьез взволнован, если даже сам задал вопрос, на который просто невозможно было дать четкий ответ.

Впрочем, Император тут же уточнил свою мысль:

— Ты думаешь, они согласятся?

Владимир ответил честно:

— Не знаю.

Император взял со стола какую-то бумагу и поднес ее прямо к Володиным глазам. Лист был размашисто исписан от руки, почерк даже на первый взгляд напоминал, по духу, повелителя Империи — порывистый, величавый, без налета искусственности. Вот только смысл написанного надежно укрылся от Владимира — он уже научился понимать печатные буквы анданорского алфавита за время урока анданорского, преподанного ему Леей, а вот прописные даже не умел отделять друг от друга. Особенно в подобном состоянии.

— Как ты относишься к этому? — с нотками злости в ледяном голосе спросил Император.

— Я не понял тут ни слова, — торопливо, насколько это было для него возможно, ответил Володя, опасаясь быть неверно истолкованным. Он чувствовал, чего может стоить сейчас любая его оплошность.

— Это, — и Император потряс бумагой у самого Володиного носа, почти касаясь его краем, — указ о хоксировании землян. Всех. Без исключения. Теперь понял?

Володя понял. И увидел, что стена напротив, за спиной Императора, стала мертвенно-зеленой от его яростного гнева. Словно сияние солнца, разгоняющего утренние туманы его Земли, ненависть к этому самодовольному вершителю судеб разогнала сонную муть в его сознании, сделав мир пронзительно контрастным, напомнив, где друзья, а где враги. На Земле осталась его мама. Друзья. Родные. Допустить повторение силлурианского кошмара на Земле было просто невозможно, немыслимо. Владимир поймал себя на едкой, злобной потребности плюнуть прямо в лицо Императора своей густой и кровавой слюной.