«Друг – это тот, с кем тебе свободно и безопасно», – говорила она ему, подразумевая бескорыстие в отношениях. «Друг – это человек, о котором ты знаешь всё, и несмотря на это, продолжаешь его любить», – думала при этом, вслух не произнося.

«Если бы не это, я бы не чувствовала себя Очищенной. А я по-прежнему, с той самой Ночи, чувствую себя Чистой. Такою видел меня ты. Такую всю жизнь, ненавидя и презирая себя, не хотела в себе увидеть я, и увидела, лишь утратив Очистителя. Если бы не это, Любимый, мы бы не смогли соединяться во снах, которые как бы и не сны, да. А мы ведь по-прежнему назначаем друг дружке свидания… и просыпаюсь я с мучительно-сладостным ощущением, названным мною Реверберация.» (Не путать с Реставрацией. Увы, невозможной!)

Этот образ появился в голове, ещё утром, когда ОН уходил от неё, унося на губах вкус последнего поцелуя. Обрывки музыкальных композиций, выхваченных из эфира мечущимся от боли сознанием, хаотически сменясь, звучали и перемешивались до мгновения, когда ОН, прощально взглянув на неё от выхода, канул за мембраной люка…

Но в это мгновение вдруг наступила ТИШИНА. И пришла ТЬМА. И лишь длящийся отзвук последней ноты, длящийся отблеск последнего взгляда Любимого, ушедшего к ненавистной Другой, связывали меркнущее сознание с невозможной, ужасающей, но такой невыносимо взаправдашней, реальностью.

«Теперь вся жизнь моя – сплошь реверберация, – грустно иронизировала потом Женщина, познавшая вкус любви во всех оттенках, утешаясь лишь тем, что хотя бы Подруга, тем, что всегда остаётся со своим Принцем рядышком. – Тягостный провал времени, заполненный только тем, что называется реверберацией. Это когда звучание живёт ещё некоторое время после выключения его источника. Солнышко закрыто ненавистной Тучей. Я, помня его свет и тепло, зябко кутаясь в воспоминания, всё-таки живу. Чаривныця недобитая.»

Отказаться от него, уйти, постараться забыть, излечиться временем, она не сумела. Её Выбор – отказ от Второго Шанса. Очищенная и, быть может, святая всё же, она останется рядом, ежесекундно умирая от боли, и ежесекундно возрождаясь, потому что она была всё ещё необходима ему. По-прежнему.

Её собственное «где-нибудь, с кем-нибудь» пока ещё было ЗДЕСЬ, и это ничего, что «как-нибудь» оказалось далеко не таким, какое хотелось ей.

«Аутентично лишь то, что мы уже сделали и непосредственно делаем в эту минуту, – утешила себя Женщина. – То, что хотели БЫ делать, и тем паче то, что мы НЕ сделали, остаётся в старых редакциях. А они, как известно, уничтожаются невосстановимо, когда поверх них записываются файлы одноимённые, но в новой редакции.»