— Это Михаил, — сказал я.

— Рад слышать, эфенди.

— Девушка еще у вас?

— Миша-эфенди, это бестактный вопрос… Да.

— Я хочу спросить у нее фамилию ее сумасшедшей подружки.

— Что? — это был уже Тинин голос. — Миша, это ты?

— Это вполне я. Я забыл фамилию твоей чокнутой подружки. Хочу ей написать. Она секунду соображала.

— А адрес ты помнишь?

— Двести семнадцать три нуля, поселок Мум… — …улица Исмет-заде, тринадцать, Мария Грушевская.

— Грушевская! — «вспомнил» я. — Спасибо тебе!

— Успеха, — хмыкнула Тина. — Только помяни мое слово — она тебя разочарует.

— Меня невозможно разочаровать, — я чмокнул трубку, погасил улыбку и сложил телефон.

— Грушевская? — посмотрел на меня отец.

— Исмет-заде, — поправил я. — Мумине Исмет-заде. Только бы была жива, подумалось вдруг мне. Я ее никогда не видел, за сутки умерли три моих друга, вот-вот могла начаться настоящая война, — а я до боли под горлом желал остаться в живых этой девушке…

— Хитрые вы ребята… — невесело сказал отец. Он опять посмотрел на часы. Видно было, что он нервничает, о чем-то размышляет, что-то высчитывает — и вообще что здесь он присутствует одной десятой своей частью, а девять его десятых — Бог знает где…

— Послушай, — сказал я. — А почему все так сложно? Где твои бойцы, сотрудники, специалисты… хрен, перец? Мне начинает мерещиться, что город захвачен врагами, а ты действуешь в подполье…

— Мерещиться? — он приложил палец к носу. — Да нет, так оно и есть… по большому-то счету. Видишь ли… — . ему явно хотелось выговориться, — кто-то, кого я сейчас никак не называю, уже год целенаправленно работает против нас.

Причем я не вполне понимаю, кого имею в виду под термином «мы». Сначала я был уверен, что копают под «Трио». Потом усомнился, что только под нас. Теперь не могу сказать вообще ничего определенного. Какое-то поветрие: все подставляют всех. Причем — помимо собственного желания. Прошлым летом гейковцы выдали нам очень тщательную дезинформацию, мы ввязались в долгий кнотеншпиль, потеряли группу, потеряли лицо… как оказалось, на пустом месте. Это в тот момент, когда мы стали наконец понемногу оправляться после девяносто третьего. И я, конечно, решил, что так гейковцы берегут свою монополию… Впрочем, об этом нельзя рассказать — и нельзя рассказывать. Но нас — и их, и военную каэр, и каэр флота — вдруг завалили дезой. Прекрасной дезой! Все подозревают всех. Никто не знает целей. И только в последние месяцы мы начали понимать, что это идет ресурсная операция. Но уже ничего не сделать. Оперативные службы до сих пор заняты проверкой сотрудников на вшивость… маховик так просто не останавливается. И тут вдобавок — эти взрывы… Только благодаря тому, что все абсолютно уверены: Марат и есть настоящий наследник, — мне удалось остаться здесь самому и оставить еще пятерых. Все. Понимаешь?