Гоша недоверчиво покосился на утирающего кровь с бороды Павла. Потом опять на Михаила.

— Думаешь, ты один у нас такой очевидный-невероятный? Мы тоже кой-чего могем. Где вино, из меня в этот раз не меньше литра вылилось. Какую-то артерию в заднице задели, сволочи.

— Делай давай, — подбодрил его Михаил. Для Павла появилась бутылка «Мукузани», себе Гоша честно прислал пива. «Экю», пятилитровый жестяной бочонок.

— Ну, Егор Кузьмич, ты ухарь. — Михаил перекинул бочонок назад. — Давай-ка по-умному, нам сегодня еще многое предстоит, не время для пивных ресторанов.

— Чего пристали, — забурчал Гоша, — связался я с вами не по воле своей…

— Сиди. — Широкая ладонь прихлопнула несчастного Гошу, как бабочку. — Хочешь жить — сиди. Уже за одно то, что ты автоматическое оружие в руки взял, пятерка тебе обеспечена. Плюс групповое дело, плюс статья за бандитизм, плюс сопротивление властям, плюс хищения с признаками особо изощренного преступления и применением секретных спецсредств. Сиди.

— Я ничего не делал, вы меня силой!

— Пока разберутся, полгодика в сизо — тоже не мед.

— Я феномен! Меня в Академию наук надо.

— Вот оттуда и заберут.

— Мне везде хорошо будет, в любой тюрьме. Все будет у меня.

— А местечко рядом с паханом на нарах определят, «шестерки» день и ночь станут на перьях держать, чтоб ты чего не надо не прислал.

Михаил сказал, подыгрывая Павлу:

— Гоша, ты влип. Все мы влипли. Всем и выворачиваться надо. Слушай, что тебе умные люди говорят. Теперь так. Нужна машина, желательно иномарка, обязательно белая, светлая. Можешь — сюда?

— Братка, а он не может сразу нас — куда-нибудь? Гоша застеснялся, сложил ладошки перед собой:

— Не выходит у меня. Я себя пробовал сдвинуть, ну, пока вас не было. Кота твоего, Мишк, пробовал. Не получается. Не срабатывает что-то. Может, потому, что живое? Получилось бы — вы меня б видели. А машину счас спроворим. Только, значитца, по-моему будет, а не по-вашему.

Он отнял руки от колен, и там, чуть привалившись к скобе автомата, обнаружился стаканчик с «граммчиками». Гоша чинно его оприходовал, сунул руку за пазуху ветровки, полученной взамен плаща, отколупнул корочку «Бородинского», понюхал со значительным видом, сжевал:

— Вот так у нас будет, господа-товарищи. Я вам тоже не ишак.

— Ладно, шут с тобой. — Павел поводил плечами, проверяя тело, набрал воздуху в грудь, выпустил. — У меня все. Держи, Братка.

Михаил пригляделся к лежащему в подставленной руке. Четыре штуки, две чуть деформированы.