— Иди, не стой колодой! Чего они там собрались, какую бузу заваривать?

Основное действо происходило в дальнем от Перевозчика углу, там скопление было особенно плотно, и туда устремились танаты со всех сторон площади, на ходу вытягивая мечи.

Неспешно приблизившись, Перевозчик застал спектакль в кульминации. Трое били одного, и он уже лежал навзничь, впечатав затылок в мягкую — тоже новшество — землю площади. Перевозчика эта земля не держала, расступалась. Харон погружался в нее до щиколоток. Он остановился чуть в стороне, наблюдая.

В ближайшей группе зрителей один, в желтой клетчатой рубахе и черных засаленных до мокрого блеска штанах, перехватил свой шанцевый инструмент, наклонившись к лежащему, приставил к горлу, но не его, а своему собственному. Сделал вид, что сейчас перережет себе, а тот, внизу, дурак, вроде вскинул руки, чтобы предотвратить. Перевозчику уже знакомы были эти представления. Он понял, что лежащий — новичок из последней партии.

У некоторых из обитателей теперь сохранялось кровообращение, и в лагере получил своеобразную моду обычай кропить новоприбывших и этим забавляться. Ни причин этого обычая, который в тупости и бессмысленности своей даже до изуверского не дотягивал, ни основ его притягательности для обитателей домиков-конур Перевозчик понять не мог, да и не искал. Многое в новом лагере заставляло его отворачиваться.

Он сделал знак танатам, а сам пошел обратно на пристань.

О, пристань была еще лучше прежней. Видно, на нее пошла вторая, последняя половина Священной Рощи на южной оконечности Пелопоннеса. И Ладьи как одна — вроде открытых барж с округлыми носами карикатурно увеличенных шлюпок. Места на Ладьях — сидячие поперечные скамьи, тоже как банки в шлюпках, но, конечно, длиннее. Место Перевозчика на баке, впередсмотрящий он теперь.

Харон раскинул могучие руки по бортам, встал спиной к лагерю, скользнул равнодушным взглядом по пассажирам. Больше при погрузках эксцессов не происходит. Собранные спокойно ожидают прямо на Ладье.

Отчего-то почти все — с мешочками и узелками, и Харон с привычным безразличием спросил себя, что же там могло быть. «Раньше никто ничего с собой не тащил. Да мало что было раньше. Или чего не было. Летучих мышей вот не было, ну и что?»

Харон еще раз напомнил себе о данном слове — по окончании рейса сходить наверх по Тэнар-тропе.

Танаты привели последних — он понял это по шуму у сходен и обернулся посмотреть, как станут отдавать швартовы. Под нависающим над пристанью носом стоял давешний новенький, которого били, глядел на Харона, хлопая глазами. Перед собой, как блюдо, держит тарелочку с какими-то неправдоподобными яркими, непривычными для серости лагеря… обрывками? клочками? лоскутками? Оборванными головками цветов, насыпанными ворохом? Откуда в лагере цветы?