Пахнет нагретой хвоей, старой бумагой и почему-то медом.

Кабинет, надо полагать. Справа новая лестница ведет на следующий этаж.

Я сделал шаг, скрипнула половица, и паук над столом неспешно перебрал суставчатыми конечностями. Свет, льющийся из его брюха, стал ярче. «Сделано в Ал Рине», – приблизившись, машинально прочитал я на металлической лапе паука. Зверюга оказалась механической и работала от батарейки. Хмыкнув, я согнал светильник с насиженного места.

А на следующем этаже обнаружилась заветная сокровищница, скупо освещенная ползучими тварями. На какое-то время я забыл обо всем, озираясь.

В простенке висел на кожаном ремне настоящий «тенерез» с черными лезвиями из обсидиана, рядом меланхолично покачивались крадущие силы колокольчики-молчуны (перетягивающая их лента оберега вся истрепалась), в нише окна лежал черный гримуар, по обложке которого с шорохом переползали крючковатые буквы, смахивающие на насекомых…

Ковры, кстати, здесь тоже имелись.

Знаменитый хаонский ковер без особого пиетета разлегся на полу. Уникальная вещь ручной работы. Мифологические звери, птицы и гады немыслимо переплелись на полотне, изображая вселенскую круговерть. Потрясающий ковер. Надеюсь, не разговаривает…

Я с опаской поставил ногу. Мягко.

Похоже, этот служит по своему единственному прямому назначению – украшать, скрадывать звуки и беречь тепло, но, увы, не летать. Это я в детстве, впечатленный расцветкой ковра и недопонятым разговором взрослых, принял его за самолет.

То-то Корнил развеселился, когда я упомянул ковер-самолет.

Кроме ковров здесь хватало и гобеленов. Круглую в сечении Башню не ориентировали по сторонам света, но вот развешанные по стенам гобелены явно размещали по этому принципу. На всех были изображены давно отгремевшие битвы, схожие друг с другом словно близнецы: герои повергают врагов в пух и прах. Отличались вытканные воины разве что доспехами.

Но один был самым редкостным…

Я поднял раскрытую ладонь, пробуя ощущения. Все верно. Башня гасила магию, но остаточный привкус – сухой, плотный, крошащийся, как застывшая кровь, – все равно присутствовал. Восточный гобелен был темнее соседних. Волокна спящей силы вплетались в структуру его нитей. И каждая такая нить, если внимательно присмотреться, содержала человеческий волос.

Вот поэтому большинство ныне сохранившихся ковров-самолетов не действуют. И вот поэтому их производство так и не стало массовым. Вещь абсолютно индивидуальная и настраивается исключительно на владельца, подпитываясь только его собственной силой. Хотя кое-кому удавалось пробивать сопротивление ковров и подчинять их своей воле. Но такие случаи по пальцам одной руки можно перечесть…