Ничего… Не реанимировать то, что мертво уже сотни лет… Хотя…

– Вот он! – рявкнул кто-то, как мне с перепугу померещилось, прямо над самым ухом. Похоже, я снова отключился на несколько секунд и не слышал, как выбили последнюю дверь, ведущую на смотровую площадку. И из проема полезли незнакомцы, жаждущие общения со мной. Магриц запаздывал.

Что еще оставалось? Очень может быть, что в здравом уме и трезвом сознании я бы не пошел на такую глупость. Но легкое помешательство и замутненное сознание – неотъемлемое свойство как глупых, так и героических поступков.

И, завернувшись в край гобелена как в плащ, я перевалился через перила, прямо в объятия дождя и ночи. Несколько мгновений тяжелая ткань еще цеплялась за перила, а потом мы ухнули вниз… Вместе.

Дыхание перехватило. Ветер восторженно взвизгнул.

– Стой, дурак! – Чьи-то руки тщетно схватили воздух. А черные угольные силуэты склонившихся над перилами людей стали стремительно удаляться. Сначала только вверх… А потом вверх и в сторону.

Потому что податливая, мягкая ткань гобелена внезапно напружинилась, отвердела и превратилась в плоскую платформу, заскользившую по воздуху против ветра. И удержаться на ней, схватившись за тонкий край, и не свалиться от внезапного торможения оказалось чрезвычайно трудно. До черноты в глазах трудно. Но я удержался, вцепившись в лохмотья, оставшиеся там, где я так неудачно выдрал гобелен из креплений.

– …Летит! – ветер швырнул остаток изумленного возгласа.

– …Убить, пока не…!

– …П-поднимай!

– Ае… аван… легра… – пробился через смешанные возгласы размеренный голос хозяина Башни.

Я был слишком занят, взбираясь на скользкую от дождя, вибрирующую поверхность гобелена-самолета, и потому заметил, что Магриц поднял на дыбы своего сторожевого водяного слишком поздно. Самолет врезался в плетение бешеных водных бичей, бьющих из канала, прямо в клубок водных змей, взметнувшихся почти до самых туч. Каждая такая плеть была способна снести тяжелый трактор, словно игрушечный велосипед.

Ледяные брызги секли лицо шрапнелью. Перемолоченным и перемешанным с водяной взвесью воздухом дышать стало невозможно. Поле зрения сразу сократилось до расстояния вытянутой руки, и все, что оставалось вокруг, – это вода, вода, вода…

Самолет мчался по почти незримым плотным кольцам как доска для серфинга в штормовых волнах. И, прижавшись к его скользкой поверхности, я пытался угадать направление в этой суматохе. Свистнула слева водяная плеть… Накрыла поверху, обдав колкими брызгами… А следующая задела краем, обжегши не хуже парового молота, чуть не снесла меня с гобелена, и, сбитый с толку, самолет беспорядочно закувыркался, ударяясь о тугие бока водяного и неудержимо стремясь к кипящей слякотью земле…