Дважды они задерживались возле постов, оборудованных, как правило, на господствующих высотах, и, перекинувшись парой слов с их гарнизоном, следовали дальше.

Бесы, питавшие к физическому труду отвращение куда большее, чем люди, готовы были вот-вот выйти из повиновения. Они так расшалились (если только их садистские выходки можно было назвать шалостями), что Додику даже пришлось однажды пустить в ход детский водяной пистолет, заряженный концентрированным настоем особо горькой полыни, произрастающей только на солончаках.

Несколько раз Синяков замечал на горизонте силуэты хорошо знакомых сооружений, в Пандемонии приобретших несколько иной, зачастую гротескный облик. Так, например, огромная ТЭЦ, в срединном мире снабжавшая теплом и светом полгорода, здесь имела сходство с Пизанской башней – и все благодаря сильно покосившейся набок градирне.

Железнодорожные рельсы, которые им пришлось не единожды пересекать, через каждые пятьсот-семьсот метров были завязаны в аккуратные узлы.

– Все, – сказал бес, а вернее, бесовка, щеголявшая в корсете и ажурных чулках с шелковыми подвязками, – прибыли. Отсюда до вашей братвы рукой подать. Теперь сами доберетесь. А нам перед ними светиться нечего.

Вся веселость бесов сразу пропала. Они явно не верили в человеческую порядочность. В любую секунду мог вспыхнуть конфликт, последствия которого трудно предсказать. В намечающейся свалке от арбалета и огнемета пользы было бы столько же, сколько и от динамита, употребленного для уничтожения комнатных мух.

Понял это, видимо, не только Синяков, но и Мансур, отпустивший козочку на волю да еще наподдавший ей под зад ногой. Отлов очередной жертвы должен был отвлечь бесов не менее чем на четверть часа, а этого времени вполне хватило бы, чтобы добраться до горы щебня, на вершине которой красовался вырезанный на манер флюгера силуэт святого Георгия – победоносного воина и авторитетного драконоборца.

На позициях первой роты гостей встретили исключительно радушно – видимо, соскучились по свежим людям.

Пока Додик решал с ротным какие-то узкоспециальные проблемы, Синяков с бешено бьющимся сердцем приглядывался к суетящемуся вокруг люду. Издали каждый солдатик казался ему Димкой, но стоило только тому подойти поближе, как острый коготь разочарования оставлял очередную царапину на и без того кровоточащей душе несчастного отца.

Додик, укрывшийся вместе с ротным в единственной здесь палатке, вдруг громко позвал Синякова:

– Федор, принеси-ка мне чайку!

Уже одно то, что он обратился с такой просьбой не к Мансуру, а к Синякову, должно было что-то значить. Похоже, Додик приступил к реализации некоего плана.